В норме данный сектор должен развиваться примерно вровень с экономикой, которую он призван обслуживать. У нас же, наоборот, экономика обслуживает банки.

Это заметно не только по росту добавленной стоимости финансового сектора, но и по его доходам. В 2023 году российские банки поставили очередной рекорд по прибыли — 3,3 трлн рублей, и в 2024-м их результат, вероятно, будет не хуже.

Размер, который мы заслужили?

При этом размер банковского сектора у нас относительно небольшой, даже по сравнению с другими странами, в том числе членами БРИКС (см. график 2), — если верить Всемирному банку и его методологии, в рамках которой и ВВП государства, и активы кредитных организаций переводятся в доллары. По статистике за 2021 год (последние доступные данные), активы классических, то есть принимающих депозиты российских банков соответствуют 65,6% ВВП. Это крайне мало: например, в Индии показатель равен 72,4%, в Бразилии — 125,8%, а в Китае, лидирующем среди крупных экономик, — 214,2%. Результаты КНР, впрочем, скорее аномалия, так как даже в одной из самых развитых в финансовом плане стран, Великобритании, активы классического банковского сектора соответствуют 136% ВВП.

Если считать в рублях и основываться на данных Банка России, дело обстоит лучше: российские активы до резервов и налогов выросли с 69,2% ВВП на конец 2011 года до 103,7% на начало 2024-го. Весьма значительное увеличение, но даже его недостаточно, чтобы объяснить рост добавленной стоимости финансового сектора более чем вдвое за этот период.

Относительно скромный размер банковской сферы характерен для определенной группы государств, чья экономика ориентирована на экспорт. «К сожалению, Россия принадлежит к типу стран с наименее развитым финансовым сектором и при этом со средним и высоким уровнем среднедушевого дохода. К этому же типу принадлежит значительная часть стран Латинской Америки, Турции, некоторые не самые финансово продвинутые арабские государства, — рассказывает руководитель направления анализа денежно-кредитной политики и банковского сектора ЦМАКП Олег Солнцев. — Для такого типа наш сектор имеет вполне нормальный размер, да и по доходам он не самый жадный. Он примерно в середине, может быть, даже ближе к более развитому варианту».

Олег Солнцев констатирует: российская финансовая система опирается в первую очередь на сверхдоходы, получаемые от экспорта ресурсов. И это не только минеральное сырье, но и рекреационные или человеческие ресурсы, транзит. То есть некий источник денег от интеграции во внешнюю экономику, но без последующей переработки этого дохода для усложнения производства внутри страны и продвижения по цепочке создания стоимости в более развитые формы. Какие-то средства, конечно, перераспределяются в другие бизнесы внутри страны, но очень умеренно. «Такая банковская система, как наша, — особенность этого типа интеграции в глобальную систему разделения труда, с очень ограниченным запросом к финансовому сектору как к одному из механизмов развития», — заключает Солнцев.

Директор Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, член-корреспондент РАН Александр Широв подтверждает, что нынешняя модель банковской системы отражает текущий уровень развития российской экономики и финансового сектора. Ученый также напоминает, что крупные банки обеспечивают нерыночные ставки для наиболее важных заемщиков, по сути становясь инструментом экономической политики.

Банки не для инвестиций

Российские финансовые организации нельзя рассматривать как полноценный источник капитала для экономики. Доля банковского кредита в инвестициях в основной капитал в 2023 году опустилась до рекордно низких 8,7% — минимум с 2015 года. В среднем в 2016–2022 годах эта доля составляла 10,5%.

По словам Олега Солнцева, традиционный банковский кредит нигде в мире не играет большой роли в структуре финансирования инвестиций в основной капитал, но у нас недорабатывают финансовые рынки. «Банковский кредит — среднесрочный инструмент. Мало какие банки, не только в России, но и в мире, могут позволить себе выдавать крупные корпоративные займы на десять лет, — поясняет свою позицию Солнцев. — Для таких заимствований нужны десяти- и тридцатилетние корпоративные облигации. Они позволяют снизить риски, в первую очередь риск ликвидности, каждого отдельного кредитора. Если есть рынок, то всегда можно выйти из актива, продав его. Так же перераспределяются процентный и кредитный риски. Другой способ распределения рисков, возникающих при кредитовании крупного корпоративного заемщика или проекта, — синдицированное кредитование, которое в России почти не развито». Олег Солнцев добавляет: основная роль классического двустороннего корпоративного займа — финансирование оборотного капитала.

Эту роль российские банки выполняют: средняя доля выдач корпоративных кредитов со сроком до года в рублях (включая займы до востребования) составляла 72%, однако начиная с сентября 2022 года этот показатель снизился до 53%. То есть длинных займов в последние два года экономического развития и импортозамещения стало заметно больше, но рост инвестиций таков, что банки за ним не поспевают.

Зато финансовые институты сконцентрированы на кредитовании граждан: в этой сфере можно получить высокий доход, в том числе с помощью государства. Стоит напомнить, что даже по программам льготной ипотеки одними из основных выгодополучателей оказались госбанки, а отнюдь не заемщики, желающие улучшить свои жилищные условия. Льготную ипотеку запустили в 2020 году для поддержки рынка недвижимости в условиях пандемии, но случившийся в результате рост цен на жилье нивелировал весь положительный эффект. По условиям программы банки должны выдавать кредиты по сниженным ставкам, а государство — возмещать им недополученные проценты из бюджета. Но если в 2020 году власти выплатили банкам компенсацию в размере 40 млрд рублей, то в 2022-м — уже 122 млрд, а в 2023-м выяснилось, что 260 млрд, заложенных в бюджете, не хватило. В 2024 году из-за высокой ключевой ставки финансовым организациям возместят упущенную прибыль на сумму более 450 млрд рублей (подробнее см. в статье «Ипотека дает по тормозам», «Эксперт» № 37 за 2023 год).

Интересно, что именно крупные кредитные компании диктуют Минфину, какой уровень доходности необходимо установить (см. статью «Минфин платит, банки богатеют», «Эксперт» № 10 за 2023 год). У ведомства нет альтернатив: внешние рынки закрыты, а системно значимые банки хотят заработать по максимуму и готовы покупать на первичных аукционах преимущественно ОФЗ с переменным купоном, то есть привязанные к инфляции, а бумаги с постоянным купоном берут неохотно и сбрасывают с балансов. За 2023 год Минфин России разместил облигаций примерно на 2,5 трлн рублей, из которых 1,5 трлн выкупили банки. В течение всего прошлого года ставки росли, но даже если взять в качестве средней 10%, то в текущем году банки получат от государства 150 млрд рублей купонов по этим ОФЗ. С начала 2024 года Минфину приходится устанавливать доходность по новым выпускам в 14% годовых, чтобы банки соглашались покупать госдолг.

Хорошо зарабатывают

Еще один пример диспропорции между банковским сектором и остальной экономикой: доля прибыли предприятий финансовой и страховой сфер в прибыли всех организаций в прошлом году составила 18,4%, при том что в ВВП доля этой отрасли менее 5%. Для сравнения: прибыль компаний, занимающихся добычей полезных ископаемых, в прибыли всех организаций оказалась даже меньше, 17%, хотя вклад добывающего сектора в ВВП вдвое выше — 11,2%.

Кстати, опережающий по сравнению с другими секторами рост вклада банков в ВВП, по словам Олега Солнцева, связан не с повышением прибыльности финансового бизнеса, а с ростом его активов по отношению к ВВП (что, в свою очередь, сопряжено с повышением монетизации экономики — она у нас, конечно, недостаточна, но все же в последние годы увеличилась). Эксперт объясняет: в основе этого процесса лежала трансформации корпоративных сбережений, полученных в том числе от экспортных сверхдоходов, в долг и расходы граждан, с сопутствующим развитием в экономике тех сегментов, которые обеспечивали потребление (жилищное строительство, розничная торговля, сектор платных услуг населению, разного рода сборочные производства.

«На росте этого потока финансовый сектор неплохо зарабатывал, так как ведомые “потребительским энтузиазмом” домашние хозяйства не особо задумывались об издержках. Однако возможность развития в такой парадигме ограничена увеличением долговой нагрузки населения и усилением зависимости экономики от импорта товаров и услуг», — констатирует Олег Солнцев. И логика «экономики предложения», к которой мы хотим перейти сейчас, требует более активного перенаправления сбережений на корпоративные инвестиции и повышение внутреннего производственного потенциала.

Сильнейшие все сильнее, спасибо государству

При оценке эффективности банковского бизнеса чаще всего смотрят на ROE (рентабельность капитала, то есть собственных средств компании, которые она пополняет из прибыли), ROA (рентабельность активов, то есть всех выданных кредитов и купленных ценных бумаг) и чистую процентную маржу (она показывает разницу между ставкой, по которой банк привлекает деньги и по которой их выдает). Многолетними лидерами по этим показателям среди российских банков являются крупнейшие игроки. По данным ЦБ на конец 2023 года, ROE топ-5 кредитных организаций, на которые приходилось 64,3% активов всей банковской системы, составила 24,6%, ROA — 2,2%, что близко к значениям для сферы в целом (25,9% и 2,3% соответственно). Иными словами, крупнейшие игроки находятся на равных с небольшими активными банками или даже обгоняют их по эффективности. Есть локальные лидеры вроде Совкомбанка с ROE в районе 50%, но в целом хорошим показателем считается рентабельность капитала выше 20%: сейчас в среднем по сектору она составляет 22%. По итогам 2023 года ROE Сбера и ВТБ равнялась 25%.

По чистой процентной марже ситуация еще интереснее. ЦБ дает статистику: 4,8% в четвертом квартале прошлого года в целом по системе и 4,2% — без учета Сбера. По заявлению самого Сбера, чистая процентная маржа в 2023 году у него была 5,98%, а в первом квартале 2024-го выросла до 6,26%. Это исторический максимум за последние четыре года, когда регулятор публикует такие данные.

Важной причиной хорошей маржи крупных банков является доступ к фондированию, который у них есть, а у остальных банков нет. Речь здесь идет о пенсиях и соцвыплатах, которые большинство граждан по традиции получают на карты Сбербанка (бюджет Соцфонда — около 14 трлн рублей в год), и о бюджетных деньгах: бюджетные остатки, размещенные на счетах крупных кредитных организаций, достигают в среднем 10–11 трлн. Нельзя забывать и о различных льготных программах — не только льготной ипотеке, — к которым часто допущены лишь системно значимые финансовые компании, что закономерно укрепляет их позиции и ослабляет всех остальных.

В целом для банков стоимость фондирования на конец 2023 года составляла 7,9%, а доходность размещения — 13%. Для Сбера к концу прошлого года стоимость средств физлиц выросла до 7,1%, юрлиц — до 8,7%. Если учесть, что граждане держат в Сбере 22,9 трлн рублей, а компании только 13,8 трлн, стоимость депозитов для Сбера получается равной 7,7%. Напомним, по ОФЗ ставка сейчас находится в районе 14%, а ставки по ипотеке на вторичном рынке начинаются с 16%.

То, что доля пяти крупнейших банков в активах сектора за последние 12 лет выросла с 50 до 64,3% и процесс не думает останавливаться, на первый взгляд не кажется проблемой: побеждает сильнейший. Однако при этом теряется видовое разнообразие банковской экосистемы. В 2022 году, когда все топовые компании подпали под санкции, риски излишней концентрации стали очевидными. Да и угроза картельного сговора никуда не исчезла, и чем меньше значимых игроков остается на рынке, тем она выше.

Общая картина начинает выглядеть следующим образом: крупнейшие финансовые организации, пользуясь обильными и дешевыми пассивами, облегченным доступом к возможностям для заработка, созданным государством (аукционы ОФЗ, льготная ипотека, размещение средств Федерального казначейства и т. д.), а также имея сильные переговорные позиции при общении с корпоративными заемщиками, занимают все большую долю рынка. Высокая рентабельность при этом никуда не девается, показатели банковской системы в целом растут. Но частный капитал из такого бизнеса уходит, поскольку не выдерживает конкуренции.

«На протяжении многих лет мы видим тренд на затухание частных инвестиций в банковскую систему. Сейчас с точки зрения уровня рисков, которые собственникам нужно принимать, рентабельность банковского сектора явно недостаточна, — рассказывает Олег Солнцев. — По сравнению с временем становления кредитного бизнеса сегодня деньги стали тяжелыми, риски — трудно просчитываемыми, а очевидные рынки, где можно было получить сверхприбыли, исчезли. Есть потребкредитование с высокой маржинальностью, но там и риски большие, к тому же ЦБ ужесточает регулирование этого рынка. Возникают эпизодические истории вроде льготной ипотеки или внешнеэкономических расчетов, но активно участвовать в них могут далеко не все банки».

Заметили неладное

В недавнем «Обзоре рисков финансовых рынков», подготовленном аналитиками Банка России, подчеркивается: доля ОФЗ в активах системно значимых кредитных организаций составляет всего 9,1%. При этом спрос на покупку ОФЗ сохраняется, чему способствует постепенное восстановление требований к нормативу краткосрочной ликвидности.

Фиксация внимания регулятора на этом факте выглядит как сигнал крупнейшим банкам прекратить выкручивать руки Минфину на аукционах и начать покупать новый госдолг как положено. Конечно, это странно, ведь ЦБ и Минфин сами выстроили схему, когда ключевые игроки покупают выгодные выпуски ОФЗ на аукционах ведомства, а невыгодные продают в рынок. Более того, порой кредитные компании финансируют свое участие в аукционах за счет пирамиды репо, закладывая ранее купленные ОФЗ в Банке России.

Олег Солнцев согласен: ЦБ сам виноват в сложившейся ситуации. Только в очень немногих крупных странах на рынке госдолга отсутствует институт дилеров или маркетмейкеров. В 1990-х они у нас были, однако, когда рухнула пирамида ГКО, дилеры стали ассоциироваться с ней. Банки действительно хорошо зарабатывали на ГКО, но отказ от такой системы в целом стал чрезмерной реакцией. «Институт дилеров и маркетмейкеров позволяет поставить крупных игроков в ситуацию, когда они не только снимают сливки, но и несут ответственность за функционирование рынка. Если хочешь быть допущенным к самым выгодным выпускам, будь добр поддерживать двусторонние котировки вообще по всем выпускам, предоставляй квоты выкупа — вариантов много. Этот институт необходимо возрождать», — уверен эксперт.

В то же время не очень ясно, почему Минфин, будучи госструктурой, не может через советы директоров банков с госучастием заставить кредитные организации слегка умерить свои аппетиты и тем самым снизить стоимость госдолга. В конце концов, дорогой госдолг означает рост расходов бюджета на его обслуживание и, соответственно, искушение повысить налоги, уменьшая объем собственных средств бизнеса и снижая его возможности инвестировать (раз уж банки не готовы и не могут в этом участвовать). Летом льготная ипотека будет отменена, однако на уже выданные займы банки еще долго будут получать субсидии от Минфина, так что сложившуюся ситуацию такая мера не переломит.

Альтернативой этой своеобразной банкократии может стать более конкурентный банковский сектор, где игроки станут на равных сражаться за клиентов — и за их депозиты, и за то, чтобы выдать им кредиты.

По словам Олега Солнцева, возможность перехода на более высокий уровень проникновения банковского бизнеса в финансирование экономики есть — она связана с удлинением сроков операций. Доминирование сверхкоротких пассивов — с большим объемом вкладов до востребования, достаточно ограниченными сроками по депозитам, слабым развитием рынка банковских облигаций — ограничивает возможность финансовых организаций увеличивать объем активов или обязательств. Ведь если при коротких пассивах выдавать длинные кредиты, то сектор столкнется с рисками кассовых разрывов, низкой ликвидности и общей нестабильностью.

Для усложнения финансовой системы России и выведения ее на новый уровень требуется развить очень много направлений. Например, запустить синдицированное кредитование, которое позволит не только распределить риски, но и объединить компетенции различных кредитных компаний. К сожалению, пока такого не происходит. Более или менее успешными проектами можно назвать только Фабрику проектного финансирования ВЭБ.РФ и отдельные инициативы «Дом.РФ». Но и тот и другой полагаются на госгарантии от институтов развития и не могут показать другим банкам примеры успешного чисто коммерческого синдицированного кредитования.

«Во-первых, банки — ключевые участники синдикации должны доверять друг другу. Во-вторых, они должны рассматривать партнеров по синдикации как равных. У нас же крупнейшие компании считают для себя позором оказаться рядом с кем-то, кто на пару десятков позиций ниже в ренкинге», — поясняет Олег Солнцев. По мнению эксперта, здесь нужен организатор рынка — тот, кто продемонстрирует остальным, что это работающая практика. Госбанки, тот же Сбер или ВТБ, могли бы запустить такой процесс, но они не хотят.