В то же время противоречивые взгляды на многополярную модель сохраняются как в политических, так и в научных кругах. Впрочем, неопределенность на данном этапе естественна. Процесс формирования нового миропорядка займет как минимум десятилетие, и он будет складываться в непосредственной работе дипломатов, бизнеса, политиков.

После разрушения биполярной системы стремление к более справедливому миропорядку, скорее, мотивировалось попыткой ограничить бесконтрольное американское влияние, хотя в российской политике 1990-х годов это была непопулярная линия: сильны были иллюзии о перспективе слияния с западной моделью. План развития трехстороннего сотрудничества России, Китая и Индии (РИК), предложенный в 1996 году тогдашним министром иностранных дел Евгением Примаковым, шел против мейнстрима.

Но уже в 2004 году президент РФ Владимир Путин отметил, что «попытки перестроить созданную Богом многоликую и многообразную современную цивилизацию по казарменным принципам однополярного мира представляются крайне опасными». На знаменитой речи в Мюнхене в 2007 году он заявил в лицо западным лидерам, что для современного мира однополярная модель не только неприемлема, но и вообще невозможна: «И не только потому, что при единоличном лидерстве в современном — именно в современном — мире не будет хватать ни военно-политических, ни экономических ресурсов. Но, что еще важнее, сама модель является неработающей».

В 2022 году, после начала СВО, Владимир Путин прямо сказал, что «многополярная система международных отношений активно формируется». «Этот процесс необратим, он происходит на наших глазах и носит объективный характер», — заявил глава государства в обращении к участникам X Петербургского международного юридического форума.

То есть стремление к уходу от однополярного миропорядка в дискурсе российской внешней политики фигурирует уже более двух десятков лет, его поддерживают с разной степенью энтузиазма многие, в том числе китайцы, индийцы, арабы, африканцы. Однако до сих пор концепция многополярности не обрела прочных теоретических оснований. Почему?

Одна их основных причин заключается в том, что американский гегемон неплохо использовал в своих интересах либеральный миропорядок, который подразумевает глобализацию, взаимосвязанность открытых рынков, источник инвестиций для развивающегося мира, хотя и требует в обмен на участие в общей «кормушке» уступать часть суверенитета. До поры до времени эта концепция работала, создавая для развивающихся стран иллюзию возможности выбраться из нищеты. Но, «выбравшись из нищеты», мировое большинство обнаружило, что под соусом глобальной экономики происходит регулярное оттягивание добавленной стоимости в пользу Запада. При этом развивающиеся страны в 2020 году обнаружили, что их совокупный продукт превзошел совокупный продукт «золотого миллиарда». Это стало мощным сигналом заподозрить скорый крах однополярной или либеральной модели мироустройства.

А 2022 год вообще изменил многое. Россия показала, что американоцентричным правилам можно не только сопротивляться и выжить, но даже развиваться и наращивать темпы экономического роста. Такой урок в первую очередь важен для Китая.

Проблема же в том, что западным институтам регулирования, права и финансов сейчас нет альтернативы. Для конструирования новых придется нести издержки. Отсутствует и альтернативная неолиберальному учению идеология: этот вакуум постепенно заполняет консерватизм в противовес «новой этике», однако консервативные силы слишком фрагментированы.

В итоге новые мировые полюса хотят справедливого мироустройства, но в рамках старых и испытанных институтов западной цивилизации, только возвращенных к базовым концепциям равноправия. Поэтому до сих пор в представлении о многополярности много лакун.

Теории и практики

В связи с существованием многочисленных теорий многополярности отметим основные конструкты, чтобы представить читателю относительно целостную картину.

Как правило, исследователи многополярности в первую очередь обращают внимание на особенности выстраивания международных отношений в последние пять веков, хотя мир в ту эпоху был европоцентричным. Однако именно в бурных столкновениях держав Старого Света постепенно рождались нормы сожительства и регулирования интересов народов и элит.

Эксперты-международники определяют историю международных отношений этого времени в виде чередования гегемонистских и балансирующих порядков. Вестфальская система, положившая конец Тридцатилетней войне после 1648 года; затем Венская система, возникшая после наполеоновских войн; позже, в XX веке, Версальская и Ялтинская системы, поставившие точку в двух мировых войнах, — все эти договоренности стали реакцией государств на разрушительные кризисы и были призваны предупредить новые конфликты. Ни одна из них не привела к равновесным отношениям между участниками, но каждая внесла лепту в формирование правовых основ формирующегося миропорядка.

Вестфальская система закрепила представление о суверенности государств, ранее встроенных в иерархическую структуру под доминионом папы римского или римского императора. Венская система задала представление о сферах влияния и стала первой попыткой сформировать масштабную систему коллективной безопасности в Европе.

Версальская и Ялтинская системы добавили в конструкт международных взаимоотношений конфликт идеологий (коммунизм против капитализма) и зафиксировали стремительно растущую роль Соединенных Штатов как западного доминиона.

В разгар конкуренции США и СССР в рамках биполярной системы, в 1960‒1970-е годы прошлого века, в научных и околополитических кругах начали рождаться прообразы теорий многополярности.

В разных интерпретациях они звучали и в Советском Союзе (в контексте антиколониализма и повышения роли развивающихся стран), и у Мао Цзэдуна, который разработал «Теорию трех миров», разделил мировые державы по уровню влияния и предполагал их постепенное сближение. В начале 1990-х его учение легло в китайскую доктрину о многополярности — доцзихуа: она предполагала постепенный уход от однополярности в «гибридную», «гибкую» структуру мировой политики.

Но самое активное изучение темы многополярности происходило в Европе и США.

Почему именно тогда в мире задумались о трансформации миропорядка? Сошлось множество факторов: появление сильных экономических центров в Европе и Японии, энергетический кризис и первое ощущение взаимозависимости регионов мира, поражение США во Вьетнаме и ядерная гонка, которая постепенно обнуляла возможности сверхдержав на силовое доминирование из-за страха взаимоуничтожения. Эти факторы вылились в заочный спор нескольких школ, группирующихся в основном вокруг реалистов и либералов (а затем неореалистов и неолибералов).

В середине прошлого века и те и другие считали, что в конце концов биполярная система и гегемонизм сменятся более разнообразной представленностью мировых полюсов. При этом реалисты предсказывали возникновение новых центров силы при снижающейся военной мощи США, отмечая при этом, что государства всегда будут конкурировать между собой. Либералы во главу угла ставили значимость глобализации и мирового экономического роста, а порядок вместо гегемона, по их мнению, должны обеспечивать универсальные институты и ценности.

И те и другие ошиблись: после развала СССР потенциал США резко вырос, на время возник мир, по сути однополярный. Адаптировались к этим условиям либералы, признав статус Соединенных Штатов как охранителя не только либеральных институтов, но и мировой безопасности. Реалисты на время ушли в тень.

Догма известного философа Френсиса Фукуямы о «конце истории» при безальтернативном торжестве либеральных демократий, возникшая в 1992 году, постепенно выродилась в убеждение о безальтернативности американского гегемонизма. В середине 2000-х годов госсекретарь США Кондолиза Райс утверждала, что «многополярность никогда не была объединяющей идеей или видением. Многополярность — это теория соперничества; конкурирующих интересов, а в худшем случае — конкурирующих ценностей».

Однако необходимость оппонировать концепции многополярности доказывала, что запрос на иные правила миропорядка очень высок. Стремление ограничить вседозволенность Соединенных Штатов постоянно декларировали Россия, Китай, Индия и другие государства. Отдельно нужно отметить сохранение в мире различных систем ценностей, культур и традиций: их не удалось унифицировать по западным лекалам.  

Что же такое многополярность?

Воспользуемся определением многополярности, данным Владимиром Путиным. В его представлении, многополярность — это такое «демократическое, более справедливое мироустройство, которое должно выстраиваться на основе взаимного уважения и доверия и, конечно, общепризнанных принципов международного права и Устава ООН». В котором гарантировались бы права всех народов и сохранение культурно-цивилизационного многообразия человечества. При этом «доминирование одной страны или группы стран на мировой арене не только непродуктивно, но и опасно и неизбежно порождает масштабные, системные риски».

Зафиксируем, что базовая часть концепции многополярности в целом понятна: это отсутствие гегемона, страны или группы стран, которые формируют монополию на принятие силовых или регуляторных решений, а также продвигают идею унификации культурных и социальных основ сообществ по всему миру. Вместо этого общие решения для международного сожительства должны определяться на компромиссной основе несколькими «центрами», «полюсами» в рамках взаимоуважительного и равного диалога. Но очевидно, что процесс формирования системы многополярности только идет.

Признаками этого процесса можно назвать следующее:

— ослабление американского гегемонизма, его силового потенциала и влияния в мировые институты;

— осознание ценности проведения суверенной внутренней и внешней политики в большинстве стран мира;

— регионализация мировой экономики;

— накопление ресурсов и быстрый экономический рост развивающегося мира;

— формирование запроса на защиту традиционных ценностей, культурных и религиозных особенностей разных цивилизаций и культур;

— осознание рисков для глобальной безопасности как следствие многополярности.

«В этом году, даст Бог, мы можем завершить бесславную эпоху западной цивилизации. Мы можем завершить мировой порядок, построенный на прогрессивной либеральной гегемонии. Прогрессивный либеральный мировой дух потерпел крах. Он принес в мир войны, хаос, беспорядки и разрушенные экономики». Эти слова принадлежат премьер-министру Венгрии Виктору Орбану, которые он произнес, выступая на Конференции консервативных политических действий в Будапеште в 2024 году.

Соответственно, сторонникам многополярного мира представляется, что новый порядок, снизит угрозу войн, устранит хаос и позволит всем участникам мирового сообщества развивать собственные страны в более справедливых условиях.

Если формулировать это видение в конкретных задачах, то мы получим четыре ключевых вектора, которые так или иначе поддерживает большинство стран мира:

— ликвидация гегемонии США, в том числе в мировых институтах, что позволит использовать имеющуюся инфраструктуру для установления справедливых и равновесных отношений во всех сферах жизни. В таких условиях будет пересмотрена система санкционных рестрикций и право на одностороннее применение силы;

— обеспечение роста мировой экономики в условиях дефицита ресурсов и роста среднего класса развивающихся стран, формирование параллельных и альтернативных платежных и финансовых систем;

— формирование мировой архитектуры безопасности, обеспечение глобального мира;

— вместо универсализма западной системы ценностей — взаимодействие и взаимопроникновение ценностных, культурных и религиозных особенностей мировых полюсов.

Принцип равенства, заложенный в основу Устава ООН, оказался нарушен в условиях однополярного мира. Ликвидация монополии одного государства должна привести к обеспечению реального равенства государств, даже при условии, что не все они развиты в одинаковой степени и сильно отличаются друг от друга. Восстановление работы глобальных институтов позволит куда большему числу участников мирового сообщества доносить свое видение проблем до остальных и реализовывать на практике собственные интересы — с учетом интересов других, что немаловажно.

Поэтому по-прежнему актуальны привычные мировые институты, такие как ООН, ОБСЕ, ЮНЕСКО, ВОЗ, МВФ и даже НАТО: модернизация и реформа этих структур вполне возможна и может стать предтечей конструирования новых механизмов наднациональной коммуникации.

Формирование новой мировой архитектуры безопасности будет происходить с учетом интересов и опасений регионов. Например, проведение европейской силовой политики уже не может рассматриваться отдельно от соседей. Недаром Владимир Путин и его китайский коллега Си Цзиньпин все чаще говорят о ключевом значении безопасности в Евразии, которая должна объединить уже существующие проекты.

В то же время перспективными станут объединения государств, созданные для решения конкретных проблем региона. Так, Турции, России и Ирану удается эффективно взаимодействовать друг с другом в разрешении проблем сирийской гражданской войны, тогда как структуры ООН буксуют, а западная коалиция продолжает интервенцию в обход международного права.

Исчезновение монополии на мировой порядок наверняка будет означать оживление мировой политики. Дисфункция силового рефери ведет к тому, что многие государства более реалистично оценивают свои возможности и вынуждены считаться с интересами соседей по континенту. А возникшая конкуренция потенциальных «полюсов» ведет не только и не столько к конфликтам, но к бурному развитию экономического, технического и научного диалога.

Представление о том, что разница потенциалов развитых западных стран и развивающегося Юга слишком велика, чтобы незападные страны имели право проводить собственную политику, осталось в прошлом. Сегодня за действующими странами — участницами БРИКС — треть мировой экономики, 45% населения планеты. Оказалось, что неформальное объединение может быть не менее эффективным, чем «элитный» клуб развитых держав G7, а принципы, заложенные в основу БРИКС, позволяют развивать двустороннее, трехстороннее, многостороннее сотрудничество, невзирая на принадлежность к тем или иным лагерям и коалициям.

Практическая многополярность

Россия возглавила процесс построения новой, альтернативной западной системы международных отношений, предлагая развивающимся странам то, чего они никогда бы не получили от Запада: взаимодействие, основанное на равноправии.

При создании ООН в Уставе этой организации был зафиксирован принцип «равенства прав больших и малых наций». Однако из того же Устава следует, что ни одно решение ООН, обязательное для исполнения, невозможно без согласия всех постоянных членов Совета Безопасности, что явно противоречит принципу равенства прав всех наций. Например, США наложили вето на принятие в ООН Палестины, в то время как при голосовании в Генассамблее за то, чтобы предоставить Палестинской автономии полноправное членство в ООН, проголосовали 143 страны, воздержались 25, а против проголосовало только девять стран.

Россия выступает за реформирование Совбеза ООН путем предоставления в нем мест для стран глобального Юга. «Все более востребованным становится и расширение Совета Безопасности ООН — исключительно через устранение недопредставленности в его составе стран мирового большинства — Азии, Африки и Латинской Америки», — заявил министр иностранных дел России Сергей Лавров, выступая на 78-й сессии Генассамблеи ООН в сентябре прошлого года.

Президент России Владимир Путин, комментируя возможность реформирования ООН, заявил, что ситуация в мире меняется, но нужно, чтобы эта реформа опиралась на широкий консенсус. «Как бы тяжело ни было, какими бы ни были издержки, но все-таки, так или иначе, Совет Безопасности работает», — сказал Путин.

Что касается БРИКС и ШОС, то Россия рассматривает эти организации как важнейшие элементы будущего многополярного мира. «Шанхайская организация сотрудничества наряду с БРИКС являются основными опорами нарождающегося нового миропорядка. Именно эти объединения выступают мощным локомотивом процессов глобального развития и утверждения подлинной многополярности», — заявил Путин на последнем заседании Совета глав государств ШОС, прошедшего в Казахстане.

Представление о том, что разница потенциалов развитых западных стран и развивающегося Юга слишком велика, чтобы незападные страны имели право проводить собственную политику, в том числе экономическую, осталась в прошлом. Сегодня за действующими странами — участницами БРИКС — треть мировой экономики, 45% населения планеты

На данном этапе БРИКС и ШОС — организации без четких обязательств, но это является их сильной стороной, так как способствует быстрому росту числа ее участников. На прошедшем год назад саммите БРИКС в ЮАР было принято решение о начале расширения организации. «Мы все с вами выступаем за формирование нового многополярного миропорядка, который был бы подлинно сбалансированным и учитывал суверенные интересы максимально широкого круга государств, открывал бы возможности для реализации различных моделей развития, помогая сохранять многообразие национальных культур и традиций. Хочу отметить, что БРИКС ни с кем не соревнуется, никому себя не противопоставляет. Но очевидно также и то, что у этого объективного процесса — процесса создания нового миропорядка — все-таки есть непримиримые противники, стремящиеся этот процесс затормозить, сдержать становление новых, самостоятельных центров развития и влияния в мире», — заявил Путин в обращении к участникам саммита. Вступающие в БРИКС страны практически не несут никаких издержек, но становятся членами клуба, который, возможно, в будущем напишет новые правила международных экономических отношений.

Может показаться, что позиция России, требующей немедленного изменения, как любят говорить американцы, «миропорядка, основанного на правилах», слегка торопит события. Да, слегка торопит, но делает это сознательно. Процесс трансформации международных отношений, пущенный на самотек, мог бы растянуться на многие десятилетия. Констатация того факта, что США и их союзники уже давно не справляются с ролью, которую они на себя взяли, и демонстративный отказ Москвы подчиняться диктату Вашингтона является мощнейшим катализатором изменений мирового порядка. «А что, так можно было что ли?» — в изумлении задаются риторическим вопросам руководители множества стран глобального Юга и меняют собственные представления о рамках дозволенного.

Тем временем Россия, не будучи скованной блоковыми обязательствами ни в рамках ШОС, ни в рамках БРИКС, добивается своих текущих целей в формате двусторонних отношений. Если осторожный Китай критикует незаконные санкции США, но все же предпочитает не нарушать их, — пожалуйста, Москва готова развивать отношения с Пекином в той мере и в той форме, которая представляется китайскому руководству наиболее приемлемой. На этом фоне большим сюрпризом не только для США (считавших, что Индия у них «в кармане»), но и, бесспорно, для осторожного Китая стал двухдневный визит индийского премьера Нарендры Моди в Россию. Помимо подписания пакета документов об экономическом взаимодействии в множестве областей Москва и Нью-Дели договорились предпринимать дальнейшие шаги по стимулированию совместного производства в Индии российских вооружений с возможностью их экспорта в третьи страны.

Что касается стран, которые уже давно осознали, что идти на поводу требований американцев контрпродуктивно (ни Саддам Хусейн, ни Муаммар Каддафи не дадут соврать), таких как Иран и Северная Корея, то их взаимодействие с Россией развивается согласно взаимным интересам стран. Например, в ходе визита Владимира Путина в КНДР был подписан договор о всеобъемлющем стратегическом партнерстве двух стран, 4-я статья которого гласит: «В случае, если одна из Сторон подвергнется вооруженному нападению со стороны какого-либо государства или нескольких государств и окажется таким образом в состоянии войны, то другая Сторона незамедлительно окажет военную и иную помощь всеми имеющимися в ее распоряжении средствами».

Таким образом, мы видим, что концепция многополярности стала доминировать в мировой политике в результате все более активного сопротивления укрепляющихся мировых полюсов американскому силовому и экономическому диктату и несогласия с постулатами либерального миропорядка. Сегодня в мире существует гибридная система, которая, с одной стороны, характеризуется глобализацией и взаимозависимостью, а с другой — регионализацией, пониманием ценности суверенитета и культурной самости новых полюсов мира. В этих условиях выработка новых правил глобального сожительства оказывается сложной, но необходимой задачей для сохранения глобального мира и экономического роста.