Девятнадцатого октября 1973 года, в разгар Войны Судного дня, когда исход очередного кровопролитного противостояния Израиля с соседними арабскими государствами был еще далеко не ясен, президент США Ричард Никсон объявил о предоставлении Израилю срочной военной помощи в 2,2 млрд долларов. В ответ Ливия объявила о прекращении поставок нефти в США. На следующий день к эмбарго присоединилась Саудовская Аравия, а в последующие два дня и остальные арабские страны — члены ОПЕК. Поставки были свернуты в отношении США, Нидерландов, Португалии, Южной Родезии и ЮАР. Общий масштаб сокращения предложения нефти на мировой рынок составил 5 млн баррелей в сутки — почти четверть суммарного экспорта ОПЕК и 14% глобального предложения. В результате цены на нефть за два месяца выросли вчетверо и толком не откатились назад даже после отмены эмбарго в марте следующего года.
Рухнул существовавший три послевоенных десятилетия глобальный нефтяной порядок, когда цены, объемы и география поставок определялись американскими и британскими нефтяными мейджорами. За считаные годы была национализирована нефтяная промышленность в странах ОПЕК. Воспользовавшись высокими ценами, в роли значимого глобального поставщика дебютировал Советский Союз (на предперестроечном пике в 1984 году наш нефтяной экспорт давал 25 млрд «тех» долларов — почти 40% общего экспорта и 10% бюджетных поступлений). А США и Западная Европа влетели в полномасштабный энергетический кризис: в 1974 году во всех странах «золотого миллиарда» инфляция ушла в область двузначных значений, энергоемкие отрасли — металлургия, химия, автопром — представляли собой поле сплошного хозяйственного бедствия. Именно в 1970-е «заржавел» индустриальный пояс регионов с обилием тяжелой промышленности на северо-востоке США. Советники Никсона окрестили арабское эмбарго «нефтяным Перл-Харбором».
Развязанная коллективным Западом против России полномасштабная санкционная война и ползучая эскалация горячего конфликта на Украине ставит в повестку дня проработку ответных действий нашей страны. Такую задачу прямо поставил президент Владимир Путин главе правительства Михаилу Мишустину на совещании с членами кабинета 11 сентября.
Единственный пока масштабный прецедент российской проактивной реакции на санкции недружественных стран — указ Путина от 31 марта 2022 года № 172 о переходе к торговле российском газом на российские рубли. Решение было обоюдоострым, но стратегически выигрышным. Россия потеряла огромный высокомаржинальный рынок сбыта, «Газпром» влетел в серьезные убытки. Пришлось, надеемся временно, пойти на значительный сброс объемов производства, практически соразмерный масштабам утраченного экспорта в ЕС (в отличие от нефти перенаправить газ на другие внешние рынки не удалось — сказалось отставание в развитии технологий крупнотоннажного сжижения газа и отсутствие собственного флота по его транспортировке). Евросоюз вынужден втридорога покупать американский СПГ и сокращать потребление голубого топлива.
Стратегически мы в плюсе: потеря экспортного рынка заставила Россию задуматься о развитии внутреннего рынка потребления и дальнейшей переработки газа, активизировалась газификация страны. А вот в Европе пошли все более зримые процессы деиндустриализации: газо- и энергоемкие отрасли более не выживают на континенте. В длинном противостоянии с геополитическим конкурентом мы усиливаемся, он — ослабляется. Теперь, похоже, Путин считает, что пришло время для контратаки по линии других стратегически важных поставок из России. Важно тщательно выбрать цели, определить возможности переориентации поставок на рынки дружественных стран, а еще лучше — на внутренний рынок, минимизируя ущерб для собственной экономики.
