Эти и другие вызовы мы обсуждаем с главным редактором порталов RuBaltic.RU и «Евразия.Эксперт» Александром Носовичем.

— Мы говорим об угрозе с западных рубежей на фоне мирных переговоров России и США. Поэтому в первую очередь интересно, сохранят ли актуальность эти риски со стороны НАТО и отдельных государств в обозримой перспективе, особенно если будет найден компромисс по Украине.

— Сейчас следует ожидать снижения масштаба конфронтации, потому что в прошлом году мы вполне могли прогнозировать худший сценарий развития этого конфликта, вплоть до войны между ядерными державами. Но еще до американских выборов были сигналы, что независимо от их исхода США свое участие в украинском проекте будут сворачивать: актив для них стал токсичным, риски стали превышать прибыли. Но это не значит, что конфликт заканчивается. Он останется региональным, потому что настрой Европы понятен и элиты там пока не поменялись.

США выбрали альтернативный путь, когда в ноябре прошлого года там к власти пришла команда людей, которая видит реалистичный сценарий «крепости Америки». Они будут переутверждать позицию государства уже не за счет либеральной материи глобализации, а за счет совершенно иных механизмов, зацикленных на национальных интересах самих Соединенных Штатов.

«Крепость России» тоже возможна, возможна «крепость Китая», но «крепость Европы» сейчас невозможна. И я не вижу для европейцев другого выхода, кроме новой коллаборации с Россией, но уже, конечно, не в тех форматах, которые просчитывались в девяностые и нулевые годы, никакой большой «Европы от Лиссабона до Владивостока» быть не может, потому что ее центром всегда будут Брюссель, Париж, Берлин, а они не предполагают равноправия в отношениях.

Либо коллаборация с Россией, либо конфликт с ней за российские ресурсы, без которых современная модель Евросоюза не выживет. Ведь наш правдоруб Жозеп Боррель предельно четко сказал, на чем строился европейский «цветущий сад»: дешевые китайские товары, бесплатная американская военная защита и дешевый энергоресурс из России. Сейчас Европа это все теряет и поэтому впадает в системный кризис. И может метнуться в этом кризисе в самоубийственную сторону военного конфликта с Россией.

Другой вопрос, что при нынешнем состоянии Евросоюза и отдельных европейских стран я не думаю, что масштабы этого конфликта будут такими, как в 1812 году, в 1941 году. Возможно, к сожалению, локальное столкновение между Россией и ЕС. И если вынести за скобки Украину, где оно уже идет опосредованно, то наиболее вероятный новый фронт — регион Балтийского моря. Там уже создается информационно-психологическая основа для такого столкновения.

Токсичные прибалты

— Но ведь НАТО — это все-таки проекция американского влияния в Европе, а большая часть военной инфраструктуры финансируется из США. Могут ли европейцы взять полностью на себя инициативу по созданию новых конфликтных зон с Россией?

— Конфликты зависят от отдельных стран и не зависят от больших институтов вроде НАТО. В прошлом году поступил первый сигнал, что размежевание с НАТО в вопросах конфликтов с Россией возможно. Поступил, что симптоматично, из Прибалтики. Когда по инициативе президента Франции Макрона обсуждался вопрос отправки европейских войск на Украину, в числе первых горячо поддержавших эту идею были страны Балтии. И Кая Каллас, тогда еще премьер-министр Эстонии, заявила, что страны, которые отправят войска на поддержку Киева, могут снять с НАТО всякую ответственность и добровольно отказаться от применения в этом случае пятой статьи Устава Альянса.

При этом новая американская администрация считает, что НАТО становится токсичной организацией для Америки в плане ее интересов и ее безопасности. Это ключевой тезис американской консервативной мысли еще до трамповских времен. Я помню статью в Forbes о том, что Америка проиграла, а не выиграла от присоединения стран Балтии к НАТО, тогда это было не то что маргинальное утверждение, это было что-то за гранью.

— Что значит «проиграла», что значит «токсичность НАТО»?

— Риски от пребывания стран Балтии в НАТО для Соединенных Штатов намного превышают выгоды, которым им дает, как российские военные его называют, «прибалтийский балкон». То есть возможность расположения американских войск непосредственно на северо-западных границах России, возможность шантажировать ее ударом по Санкт-Петербургу, Калининграду, по Северо-Западному федеральному округу.

Вместе с «прибалтийским балконом» в 2004 году США получили угрозу столкновения с ядерной державой. И эта угроза по мере усиления России, развития ее военно-стратегических сил стала намного превышать тот потенциал давления, которое создает Прибалтика. Причем давление по большей части психологическое, потому что в военном отношении Прибалтика — это очень неудобный плацдарм для вторжения в Россию в отличие от Украины, которая в этом плане действительно представляет смертельную опасность. А Прибалтика — это узкая полоска земли между российской границей и Балтийским морем, на которой просто не удастся развернуться в случае военного столкновения.

— В таком случае почему США не могут повлиять на союзников и заставить их прекратить провокации?

— Повлиять-то они всегда могут, другое дело, что, я уверен, они не будут этого делать. Страны Балтии всегда были ценны для западных партнеров своим примером максимального неадеквата, за счет которого выигрывают более центристские позиции по России. И Трампу, тем более с его переговорным стилем, совершенно невыгодно от этого отказываться.

Для Латвии, Литвы и Эстонии перманентный конфликт и русофобия — это норма. Они все время подкидывают какую-то новую фактуру для того, чтобы противостояние Запада с Россией не угасало. Когда отношения были безоблачные, они расчесывали свои исторические болячки (например, «покаяние за советскую оккупацию») и навязывали их западным партнерам как вопрос, который должен быть в пакете договоренностей с Москвой, если они хотят интеграции России и построения того самого общеевропейского дома, про который когда-то сказал Горбачев. Потом, когда отношения испортились, появилось много сиюминутных вопросов, которые можно разжигать. Сейчас это, разумеется, Украина. Не будет Украины, они еще что-нибудь придумают и даже сами могут в это ввязаться.

Вот в этом эксцессе исполнителя и состоит главная опасность. Это опасность дурака, которого не удастся в какой-то момент контролировать. Она реально есть, потому что прибалтийские элиты деградировали окончательно. Сказывается отрицательный отбор, потому что литовцы, латыши и эстонцы эмигрируют в Западную и Северную Европу. Автомойщик в Ирландии зарабатывает больше, чем депутат Сейма Литвы. Можете себе представить литовский депутатский корпус? Тем не менее эти люди принимают решения, у них есть какие-никакие ресурсы, международное признание.

— Почему скандинавы присоединяются, по сути, к этой же повестке?

— Во-первых, потому что модель нейтралитета себя исчерпала и для Швеции, и для Финляндии. Нейтралитет Финляндии был обусловлен ее поражением во Второй мировой войне. Когда Советский Союз распался и появилась возможность отменить итоги Второй мировой войны, начался дрейф Финляндии в сторону НАТО и Запада. В 2014 году это все стало проявляться абсолютно открыто, и включение в Альянс в 2022 году произошло мгновенно.

Про Швецию отдельная история, но там тоже все было подготовлено, в том числе на уровне общественного мнения и социальной психологии. Вы же знаете эту знаменитую тему со шведскими подлодками? У каждого поколения шведов есть хотя бы один знакомый, знакомый которого видел в территориальных водах Швеции русскую подлодку. В особо запущенных случаях из нее даже выходили псковские десантники. Так что банальную русофобию тоже не надо отменять.

У нас никогда не было иллюзий по поводу того, как наши соседи относятся к русским. Но главным для России было, что на межгосударственном уровне оставались хорошие отношения. И более того, эта модель «финляндизации» предполагалась как идеальная в отношениях со странами Балтии: да, понятно, что там тоже русофобия — часть национального кода. Понятно, что они Россию никогда не полюбят и всегда будут ее бояться. Но тем не менее с ними могли быть выстроены хорошие конструктивные отношения, заточенные на банальную материальную выгоду.

Как видим, это не сработало. Это перестало работать даже с Финляндией, а с Прибалтикой работать не может, потому что их лидеры интегрированы в западную глобалистскую либеральную элиту. Они свою корпоративную выгоду видят в вещах, никак не связанных с объемом ВВП Литвы, Латвии, Эстонии, с развитием национальных экономик. Вообще с этими территориями никак не связанных. Для прибалтийских политиков вершина карьеры — это переехать на работу в Западную Европу, в США, попасть во Всемирный банк, в Еврокомиссию, в западный глобалистский интеграционный институт.

Перековка фронтира

— Жители прибалтийских стран не в состоянии повлиять на свои элиты или согласны с ними?

— В их модели развития самый эффективный протест — это сесть на самолет и улететь в другую страну. Какой смысл выходить в Вильнюсе на баррикады и приводить к власти адекватных, работающих на страну политиков, строить вместе с ними новую Литву, когда в этой Литве зарплата 600 евро? Если можно в рамках единой экономической зоны устроиться в Германии на зарплату в пять раз больше.

Те, кто остается, выбирают путь внутренней эмиграции и смотрят из-под полы запрещенные российские телеканалы, за что в Латвии вообще административная ответственность предусмотрена. Либо принимают вот эту мифологию о том, что Россия готовится напасть и вообще во всех бедах виновата.

— А почему не повторяется история, как с Молдавией, когда мигранты голосуют за прозападный курс, а оставшиеся в стране — за суверенный?

— Непрозападных сил в Прибалтике нет, это не Молдавия. Они давно разогнаны, их лидеры либо уехали, либо сидят, либо перековались. А фактор голосования диаспор в странах Балтии мизерный, в отличие от Молдавии. По той причине, что балтийские народы свою идентичность не хранят. Они очень быстро ассимилируются в странах, куда уехали. В этом их отличие даже от молдаван, которые и в Италии, и в Испании остаются молдаванами. Литовцы и латыши, перебираясь за границу, своим детям дают английские имена и разговаривают с семьей на английском языке, чтобы для ребенка он был первый родной. В лучшем случае эти дети к бабушкам и дедушкам на лето отправляются. А так их сознательно растят как Джеков, Джессик, граждан другой страны.

Это их характерная национальная особенность, которая проявляется и в России. Все мои знакомые литовцы и латыши, которые перебрались сюда, подчеркивают, что они русские.

— Потому что такая слабая идентичность?

— Потому что не ценится эта идентичность. Например, если взять волну эмиграции в Соединенные Штаты и Канаду девятнадцатого-двадцатого века из Российской империи, то там уже почти не осталось потомков литовцев и латышей, которые вообще помнят о своем происхождении.

Единственное исключение было после Второй мировой войны, когда за океан бежали коллаборационисты и их семьи. Это была политическая эмиграция, в отличие от всех остальных потоков, которые были экономическими. Там были люди идейные, заряженные, они вот эту идентичность хранили поколениями, и там она еще пока воспроизводится, хотя тоже угасает.

— Но ассимилироваться, или, правильнее было бы сказать, перековаться в такого советского гражданина у прибалтов не получилось.

— Ну это спорный вопрос, получилось или не получилось, у многих-то очень получилось. Самые ярые антисоветчики, уже довольно пожилые, в Латвии, Литве и Эстонии в советские годы были самыми ярыми комсомольцами и коммунистами. Это характерная черта, особенно для Латвии. Сегодня латвийские деятели и на уровне Евросоюза идейно заряжены в либеральном антироссийском ключе, но так и в Советской Латвии латыши считались идейными товарищами. Тут и мифология красных латышских стрелков, которые привели Ленина к власти (памятник им, кстати, стоит в Риге до сих пор, и никто не поднимает вопрос о том, что надо бы его убрать). И руководители Латвийской ССР после 1940 года, среди которых не было ни одного русского, впрочем, как в Литве и Эстонии. И выходцы из Латвии на союзном уровне. Это все были яро убежденные идейные коммунисты.

Теперь они выступают в интересах глобальной западной элиты и фанатично преданы идее, которая выше идеи латышской нации. При том что в Советском Союзе идея латышской нации была интегрирована в общесоветскую идею: дружба народов, воспроизведение «латышскости» и так далее.

Сейчас она тоже встроена де-факто, потому что Евросоюз и США десятилетиями закрывали глаза на пещерный этнический национализм, который творился в странах Балтии, на реабилитацию нацизма, на марши ветеранов СС. Но в Советском Союзе Москва создавала латышам все условия для воспроизводства нации, у них были стимулы оставаться дома, развивать республику. Они не вымывались на иные рынки труда СССР. Поддерживалась, в том числе путем позитивной дискриминации, как бы это сейчас назвали, латышская национальная культура.

Сейчас же членство в Евросоюзе приводит к медленному умиранию и латышской нации, и литовской, и эстонской. Пик численности литовцев и латышей в мировой истории приходится на 1989 год. Потом пошел спад. И сейчас они находятся на историческом минимуме по численности титульных наций с начала двадцатого века точно.

— А как объясняют такую массовую «перековку» прибалтов из коммунистов в русофобов?

— Говоря о Прибалтике, Украине с Беларусью, Молдавии, мы говорим о фронтирных территориях, которые исторически находятся между геополитическими центрами силы. Между Москвой и Брюсселем, между Москвой и Берлином, Москвой и Парижем. Они все время меняют юрисдикции, сферы подчинения. И эта ситуация, которая воспроизводится столетиями, не может не создавать определенные паттерны поведения.

Гибкая подвижная идентичность для жителей этих территорий, особенно для их элит, абсолютно естественна. Смена присяги внешнему центру и лояльность ему, будь то Советский Союз, Евросоюз или НАТО, общая для них черта во все времена.

— Интересно, что это происходит даже не при смене поколений, а в течение жизни одного человека.

— Это самое яркое. И характерно для всего этого пограничного, фронтирного региона. Берем Украину, там господин Кравчук, идеолог ЦК КПСС, который стал ярым националистом. Возьмем Литву. Отец-основатель Литовской Республики — господин Ландсбергис, потомственный агент КГБ. Причем его батюшка был агентом одновременно НКВД и гестапо. Когда пришли нацисты, он вошел во Временное правительство Литвы. Когда нацисты бежали, он вместе с ними уехал в Австралию и там уже как агент НКВД сдал своих кураторов, чтобы получить право вернуться в Литву.

И это воспроизводится в следующем поколении, потому что его сын тоже сотрудничал с КГБ, контролировал, доносил о состоянии умов литовской творческой интеллигенции. Потом, когда Горбачеву понадобились прогрессивные прибалты в качестве самого продвинутого советского региона, который поддерживает перестройку, его сделали главой партии «Саюдис», которая изначально называлась «Литовское движение за перестройку» (Lietuvos Persitvarkymo Sąjūdis).

Потом, когда стало понятно, к чему все идет, он своих кураторов кинул и возглавил сепаратистское движение, в которое этот союз превратился. Сейчас он и его внук, который династию продолжает, — самые ярые антисоветчики и борцы с Кремлем.

Крепость Калининград

— Получается, что Калининградская область в этом фронтире выступает куда более монолитным основанием, крепостью, ведь ее населяют потомки переселенцев без вот этой «гибкой» идентичности и готовности ее менять.

— Калининградская область и Беларусь — эти две точки опоры, которые могут изменить весь этот регион. Причем изменить в самых разных аспектах, в том числе ментальном.

Вы правильно подобрали аналогию с крепостью, но сейчас Калининградская область — это такой остров. Важно, что при нынешнем характере конфронтации с Европой, со всеми санкциями, закрытиями границ, усиленными проверками и так далее мы сегодня не находимся в ситуации Приднестровья, которое оказалось на грани гуманитарного кризиса и сейчас в аварийном режиме из этого кризиса выходит. Хотя еще пятнадцать лет назад регион был абсолютно зависим от внешнеэкономических связей.

Но поскольку с 2011 года стало очевидно, куда все это идет, проводилась масштабная работа, чтобы Калининградская область как минимум выжила в условиях клинча с Евросоюзом. Я помню, что в моем детстве и юности на прилавках практически не было российских продуктов. Все было польское, литовское, премиум-сегмент немецкое, украинского было очень много. Если бы нас сейчас всего этого лишили, а не было бы замены, то был бы реальный голод.

Были запущены агропрограммы, благодаря которым сейчас все продукты питания в области — местные. Достигнута энергетическая безопасность, благодаря чему мы не заметили отключение Литвы от БРЭЛЛ: построены сразу несколько мини-электростанций, которые дают региону вдвое больше электроэнергии, чем ему на пиках потребления необходимо.

Региональная экономика сумела не только выжить, она еще и развивается в условиях обрыва связей с Польшей и Литвой, за счет которых она выжила в девяностые годы. Во многом это связано со сферой услуг, особенно с туризмом. При той экстремальной ситуации, которая существует уже три года, область сохраняет свою привлекательность и для жителей, которые оттуда не бегут, и для туристов, причем в том числе из стран ЕС.

А поток прибалтов, пересекающих границу с Белоруссией, например, растет по той простой причине, что там цены на товары и услуги в три-четыре раза ниже, чем в Прибалтике, при том что качество ничуть не уступает. Неслучайно в латвийском парламенте рассматривают законопроект о запрете туризма в Россию и Беларусь. Недавно завирусился клип, в котором девушка рассказывает лайфхак, как сделать зубы в пять-шесть раз дешевле, чем в Латвии. Она дала контакты стоматологической клиники в Витебске, посчитала, сколько это стоит в евро, и получила просто какие-то нереально смешные для Латвии деньги. Просмотры у этого видео космические, поэтому депутатов триггернуло.

Говоря о Прибалтике, Украине с Беларусью, Молдавии, мы говорим о фронтирных территориях, которые исторически находятся между геополитическими центрами силы. Гибкая подвижная идентичность для жителей этих территорий, особенно для их элит, абсолютно естественна

— Насколько возможное перекрытие Балтики повлияет на самодостаточность Калининградской области?

— Безусловно, повлияет. Поэтому все понимают, что если наши прибалтийские и скандинавские соседи от слов перейдут к делу, то это казус белли по всем нормам международного права. Сейчас сухопутный транзит через Литву сократился до таких капель, что не может обеспечить даже десятую часть потребности региона. По воздуху снабжать Калининград не получится.

Я боюсь, если они начнут изобретать предлоги, чтобы не выпускать российские суда из Финского залива в Калининград, для России встанет вопрос национальной безопасности, который вынудит рассмотреть военные методы. Я считаю, ключевая задача российской политики — донести до наших прибалтийских визави, что Россия в данном случае не блефует.

Я скажу провокационную вещь: недостаточно даже морского сообщения по Балтике — для полноценного развития Калининградской области нужен полноценный сухопутный транзит. То есть через автодорогу, через железную дорогу, через Литву. И рано или поздно этот вопрос придется ставить ребром, потому что наши соседи не дают развиваться региону Российской Федерации.

— Подхватывая провокационность постановки вопроса, можно вспомнить, что в схожих условиях России пришлось пробивать сухопутный коридор в Крым. И на западном направлении у нас три таких больших плацдарма — Черное море, Украина и Балтика. Ведь речь идет не только о развитии Калининградской области, но и о состоятельности нашего военного форпоста и безопасности выхода в Мировой океан. Не похоже, что наши визави понимают: предел российского стратегического терпения Балтики касается напрямую.

— То, что Калининградский регион для России стратегически важен, они, конечно, понимают, иначе бы не было всех этих информационных провокаций с подводными кабелями, которые якобы обрывает российский теневой флот, и с поиском предлогов закрыть Финский залив для российских судов. Они идут на обострение в надежде, что сумеют не заиграться и не переступить черту.

России нужно подчеркивать тот факт, что она как раз стремится найти компромиссные варианты, чтобы нейтральные страны, не присоединившиеся к санкциям, не считали ее априори агрессором для «несчастных» прибалтийских государств.

Например, в 2016 году была очень похожая история, когда российские военные самолеты обвиняли в том, что они пересекают воздушное пространство суверенных натовских стран. Тогда последовала хорошая инициатива финского президента, который предложил подписать соглашение между Россией и странами НАТО о взаимном включении транспондеров. То есть когда любой самолет летит над Балтийским морем, у него должны быть включены транспондеры, чтобы все его видели.

Россия это предложение горячо поддержала, а прибалты сразу категорически выступили против. Из чисто идеологических убеждений, что Россия должна быть в международной изоляции и с ней не может быть вообще никакого диалога. Они заняли совершенно нерациональную позицию, хотя речь шла об их собственной безопасности. И договор не был заключен.

Приднестровская стратегия

— В завершение затронем тему Приднестровья, которое оказалось в энергетической блокаде, и пока долгосрочное решение проблемы не найдено. Казалось, что Россия занимает несколько пассивную позицию в этом вопросе. Возможно, как теперь становится понятно, из-за начавшихся мирных переговоров с США, которые позволили бы снять запрет Киева на транзит газа для Тирасполя?

— Я все-таки считаю, что в России операторы молдавского направления исходили из особенностей своих визави. В Кишиневе все-таки более адекватные и договороспособные контрагенты, чем в Прибалтике. По объективным причинам, а не потому, что они сами по себе адекватны. Если знать лично Майю Санду, тут никаких иллюзий быть не может, но она находится в такой ситуации, когда совсем жестить не может себе позволить. Что и доказывала многие годы, изворачиваясь от предложения украинских союзников «долбануть по Приднестровью».

Тем более очевидно, если вспомнить последние президентские выборы в Молдавии, что страна даже без Приднестровья расколота надвое. Если считать без голосования диаспоры, то чаша весов склоняется к противникам прозападного вектора и как-то больше в сторону нейтралитета и вообще развития хороших отношений со всеми, в том числе с Россией.

В итоге шел очень долгий, сложный, многосторонний переговорный процесс, который включал в себя помимо Кишинева и Тирасполя еще и Брюссель, Евросоюз, Венгрию и Арабские Эмираты. И в итоге согласована формула поставок российского по происхождению, европейского по документам газа от Венгрии через молдавскую территорию, оплаченную деньгами из Арабских Эмиратов. Конечным источником этих денег в итоге является Россия.

Молдавские власти на это вынуждены были пойти, и пока, до конца февраля, эта схема будет работать.

— То есть Москва сумела найти аргументы для Кишинева?

— Если говорить в целом про политику России в отношении Молдавии, то она сейчас сводится к поддержанию статус-кво. При котором Молдавия остается нейтральной страной, которая не движется в сторону НАТО и подтверждает свою приверженность восстановлению территориальной целостности путем мирных переговоров в формате «пять плюс два». Сейчас этот формат стагнирует, но к нему еще можно вернуться.

Это решение по статус-кво было принято в 2022 году, как я понимаю, после того, как стал понятен горизонт достижимых результатов СВО. Когда стало понятно, что до Приднестровья и Одессы Россия не идет и даже не стремится. А как программа-оптимум выбран вариант с сухопутным коридором в Крым и переговорами, предполагающими изменение характера политического режима в Киеве и выход Украины из состояния анти-России.

В 2022 году и в Кишиневе, и в Грузии реально испугались, и там оценили важность своей независимости. Но у грузин это осознание так и осталось по сей день, они очень гордятся, что не дали открыть у себя второй фронт против России, а в Молдавии в силу того, что она не имеет с Россией общей границы, эта ценность, во всяком случае в глазах правящего класса и лично Майи Санду, ушла на второй план.

При этом, по последнему опросу, 70 процентов молдаван выступают против вхождения в НАТО, и те же 70 процентов считают себя молдаванами, а не румынами.

— Есть точка зрения, что газовый кризис в Приднестровье — это спланированная акция, стратегия по экономическому удушению Тирасполя.

— Газовый кризис удачно вписался в эту стратегию, и именно поэтому Кишинев долго затягивал его урегулирование. Но я не думаю, что он был искусственно спровоцирован для того, чтобы удушить Приднестровье, потому что тут роль первой скрипки сыграл Киев, который о соседях, тем более о таких, как Молдавия, вообще не думает в своей борьбе с Россией и в своем шантаже Евросоюза.

— Но глобально стратегия удушения существует в отношении Приднестровья?

— Да, на уровне Кишинева я явно ее вижу, и я думаю, что с Брюсселем она согласована, скорее всего. С Брюсселем, с Бухарестом, с Берлином (а на молдавском направлении Германия играет очень большую роль). Еще до энергетического коллапса был кризис с пропуском товаров на территорию Приднестровья с территорий Молдавии и Украины. Было огромное количество изъятий всяких товаров для Приднестровья, в том числе первой необходимости, например лекарств. Вводились и пошлины на продукцию приднестровских предприятий.

И тут, кстати, я обращу ваше внимание на аналогию с прибалтийскими элитами. Ведь центральная власть в Кишиневе действует не в интересах самой Молдавии. Конечно, они считают, что борются за восстановление территориальной целостности, но применяют методы, которые бьют не только по левому, но и по правому берегу. Потому что экономическая народно-хозяйственная модель Молдавской СР сохранилась и в Республике Молдова, в ее международно признанных границах. Есть правый берег, аграрный, слабо развитый. Есть левый берег, индустриальный, промышленный. И правый берег зависит от этого левого берега, в том числе от энергетики.

И это важный фактор, почему они в итоге пошли на сделку. Рано или поздно закончилось бы электричество Молдавской ГРЭС, и после этого энергосистема Приднестровья продержалась бы десять дней, а энергосистема правого берега за счет поставок из Румынии и Украины лишь немногим дольше, где-то месяца полтора.

— Как-то затих процесс «румынизации» Молдавии.

— Эта тема заглохла к лету прошлого года, когда там началась президентская кампания. По той простой причине, что на десять условно пророссийских кандидатов был единственный прозападный, Майя Санду. Ей нужно было переизбраться в первом туре, но это было невозможно при ее прорумынской программе. Потому что эта программа среди молдаван крайне маргинальна. Молдавские румыны — это такая же маргинальная субкультура, как так называемые змагары в Беларуси, белорусские националисты, БЧБ. Это в лучшем случае 15‒20 процентов населения. А по последнему опросу румынами себя назвали вообще восемь процентов населения Молдавии, 70 процентов — молдаване. Оставшиеся, я так понимаю, это русские и гагаузы.

Второй фактор — это события в самой Румынии. Я имею в виду беспрецедентную ситуацию с отменой президентских выборов: вообще первый случай в истории, когда выборы отменили официально, потому что победил «неправильный» кандидат в первом туре. Как этот политический кризис в Бухаресте будет урегулирован, в Брюсселе нет ответа. Выборы назначены на май, в них участвует тот же Кэлин Джорджеску, который победил в первом туре. После всего этого скандала его рейтинг еще больше подскочил, сейчас он может победить даже без второго тура.

Как в этой ситуации действовать Кишиневу, решительно непонятно. С одной стороны, четкое равнение на Румынию, с другой стороны — на Евросоюз, а эти две сущности начинают как-то расходиться в разные стороны. Независимо от того, кто в Бухаресте будет у власти, понятно, что антиевропейские настроения в румынском обществе нарастают. А идеология Санду и ее партии базировалась на однозначности. Это тоталитарная секта европейского выбора, либеральная, абсолютно не гибкая, не допускающая никаких нюансов и компромиссов.

А после выборов, естественно, включилась фронтирная динамика. Стало понятно, что все это не работает и дальше не будет работать.

— Потому что складывается молдавская идентичность наконец-то или по прагматическим соображениям?

— А я бы не сказал, что она складывается, я бы сказал, что она воспроизводится. Эта идентичность довольно-таки сильная. Румынское государство возникло по итогам Русско-турецкой войны 1778 года и фактически было подарено румынам Российской империей. А Молдавское княжество появилось в пятнадцатом веке. Более того, оно дало какую-то культурную и историческую базу для возникновения румынского государства. Штефан чел Маре, Стефан Великий, молдавский господарь, для молдавской идентичности фигура краеугольная, основа основ, он воевал с румынами и побеждал их. Он был в тесных отношениях со всеми великими домами Европы того времени, в том числе с Москвой.

Конечно, при такой истории для большинства молдаван глубоко оскорбительно, когда их называют младшими братьями румын, поскольку они убеждены, что как раз румыны их младшие братья.

— То есть на обломках советской идентичности просыпается более древняя?

— Ну, советская идентичность воспроизводила ту, средневековую. Сталин на эту тему очень четко работал. Мифологизация Стефана Великого и в советские годы происходила. База была действительно в советский период сформирована, но правильно сказать, что не создана, а воспроизведена.