В разговоре с «Моноклем» Энвер Набиев, как и подобает настоящему воину, скромничал и очень обтекаемо рассказывал о своих боевых подвигах, а между прочим, за время боевых действий его подразделение уничтожило пять танков, четыре БТР, восемь БПР, три САУ, несколько бронеавтомобилей и минометов, а также до 200 человек живой силы; перечисление всех подвигов потянуло бы на отдельную большую публикацию.

Мы поговорили с Героем России о том, каков он — путь воина, о важности даты 9 Мая и о том, почему Запад не прекращает попыток разделить Россию.

Путь воина

— Энвер Альбертович, где и как для вас началась специальная военная операция?

— Это было 24 февраля 2022 года. Начали мы с Киевского направления, где стояла задача прорвать границу, совершить марш и занять определенный район с переходом к круговой обороне. На следующем этапе, когда поступила команда об отводе войск, мы в роли арьергарда прикрывали отход подразделений и последними отошли с занимаемых позиций.

Затем наше подразделение выполняло задачи в Харьковской области, на Изюмском направлении. Там я был ранен. После того как выписался, получил награду Героя России и снова встал в строй. И еще около года мы действовали на Запорожском направлении.

— Вы всегда хотели быть военным?

— В детстве моими любимыми компьютерными играми были войнушки, и фильмы я любил военные. Отец у меня очень патриотичный: он всегда мне рассказывал о подвигах дедов, о соседях наших — я родом из Каспийска, — которые в Великую Отечественную совершали те или иные подвиги. Мой двоюродный брат был офицером, служил танкистом, воевал в Чечне. Я сам школу окончил в Ханкале, там все вокруг были военными, и я тоже хотел им быть. Это настоящая, мужская профессия, которая требует физической подготовки, воли и характера.

Я поступил в Высшее военное командное училище в Казани — с третьего раза, правда. После окончания учебы меня распределили в Пятую отдельную танковую бригаду в Улан-Удэ. СВО я начинал в должности начальника штаба батальона, затем дорос до должности командира батальона. А после поступил в Военную академию имени Фрунзе и перед Новым годом благополучно окончил ее, сейчас продолжаю нести службу.

— Война, к которой готовят армию в мирное время, и та, которую вы увидели воочию, — в чем отличие?

— Это новая война, новые средства поражения, новое оружие. Где-то подходы изменились к выполнению боевых задач. К началу СВО боевого опыта у меня не было, но мы по шесть-восемь месяцев в году выполняли учебно-боевые задачи. При выполнении тех же стрельб я всегда представлял, как это будет выглядеть в боевой обстановке. Улучшал свои навыки и людей своих обучал.

Многим своим солдатам говорил: вы сейчас спустя рукава, недобросовестно подходите к задачам. Но, возможно, когда-нибудь наступит момент, когда навыки вам пригодятся. По сути, так и получилось. Мне до сих пор солдаты звонят, которые десять лет назад служили у меня, и напоминают эту фразу.

— Каких навыков не хватало?

— Понимаете, в обучении как: мы всегда учимся классике. И ни в одной книге никогда не напишут обо всех моментах, которые могут произойти в будущем, учитывая развитие военно-технического комплекса. В нашей настольной книге, которая называется «Боевой устав», описаны все виды боя: оборона, наступление и так далее, но это те войны, которые были в прошлом.

На первой странице написано, что командир должен руководствоваться боевым уставом, сопоставляя с обстановкой, и использовать его творчески. На этот скелет мы налепляем уже что-то новое —  оценивая обстановку, учитывая новые факторы, новые средства поражения.

Действовать по шаблону возможно, если против тебя слабый противник, если за тобой превосходство на земле и в воздухе. Если противник сильнее или не уступает — нужно придумывать что-то новое, военную хитрость, внезапность. Иначе успеха не будет, ведь противник обучался по тем же книгам и все наши стандартные боевые уставы и тактики знает.

Операция

— С какими внутренними мыслями вы встретили начало СВО?

— Я всегда следил за новостями и знал, что происходило и на Донбассе, и в Одессе: там развязали террор, ущемляли интересы народа. И с 2014 года, в принципе, я понимал, что, скорее всего, война будет, что киевский режим не остановится. Непосредственно перед началом специальной военной операции, когда мы пытались договориться мирным путем, никто нас не слушал, а наоборот, только и делали, что вооружали Украину, хотели принять в НАТО. Уже было понятно и читались дальнейшие решения, которые будут приняты.

Киев мог бы избежать войны, если бы вел себя адекватно. Но решения на Украине принимались под влиянием западных стран: Англии, Германии, Америки, — а им было выгодно ослабить нашу страну.

— Оглядываясь назад, часто говорят, что мы зря ушли из-под Киева в самом начале СВО.

— Я там был, в 12 километрах от города держал оборону, и все поставленные задачи мы выполнили. Но дело в том, что я командир уровня полка, бригады. И, соответственно, мышление у меня больше тактического, максимум — оперативного уровня. А чтобы оценивать всю картину, необходимо стратегическое мышление, с передовой, конечно, всего не видишь. Мы не владеем всей информацией — какие у нас ресурсы есть, в каком состоянии экономика, какие внешние факторы, взаимоотношения с другими странами и так далее.

Верховному главнокомандующему я доверяю: у него хорошая команда.

— Мы часто слышим: жестче надо. Вы, как военный, как к призывам относитесь?

— Эти высказывания в основном делают люди, которые не владеют достаточной информацией. Мы не знаем, за каким действием какие наступят последствия. Мое личное мнение: начни мы в 2014-м — в то время наша экономика просто не вывезла бы войну. Обама, я как помню, ввел санкции ничтожные по сравнению с теми, которые ввели сейчас. И наша экономика сильно просела. А сейчас она очень крепко стоит на ногах. Даже взять ту же социальную поддержку военнослужащих: это беспрецедентно, ни в Афганистане, ни в Чечне такого не было.

Сейчас мы учли ошибки прошедших войн. Все делается для того, чтобы военнослужащий, выполняя боевую задачу, не думал о проблемах, которые у него дома. Потому что тяжело вести боевые действия и в голове держать проблемы, которые у тебя в тылу дома, с женой, с детьми.

— А к разговорам о возможном перемирии как относитесь?

— И мы устали, и противник измотанный и уставший. Такую тяжелую войну несколько лет вести военнослужащему тяжело — и морально, и психологически. Это кровь, песок, пот. Это тяжелый труд, это когда ты теряешь своих боевых товарищей. Каждый военный хочет, чтобы война побыстрее закончилась.

Но надо рассматривать этот вопрос более глобально: никто также не желает, чтобы в скором будущем война повторилась. И если нам поставят задачу идти дальше — будем идти дальше, будем выполнять задачи. Если же мирное соглашение в ближайшее время будет принято — значит, так надо.

Элиты и общество

— Те, кто прошел через СВО, где лучшим образом будут востребованы уже в обычной жизни?

— Для военнослужащих это социальная политика, опыт в привитии патриотизма нашему младшему поколению. У нас сейчас много организаций появилось — «Юнармия», «Движение первых». И в школах начинают преподавать начальную военную подготовку, прививать патриотизм.

— Президент вот хочет, чтобы воины стали новой элитой и пошли в государственное управление.

— Управленческий опыт, полученный на СВО, конечно, можно воплотить в жизнь: основное — это умение принимать быстрые и правильные решения в экстремальных условиях. Но на гражданке всё же немного по-другому, и само управление немного отличается. Хотя сам шаблон вполне применим.

Как нас, военных, учат? Первым делом уяснить задачу, понять, чего от тебя хочет начальник, оценить обстановку, окружение, выработать замысел, принять решение. Это в гражданском управлении хорошо работает. Возможно, офицерам, которые много десятилетий в армии, будет сложнее адаптироваться, тяжело переключиться. А молодые военнослужащие, до 40‒45 лет, адаптируются легче.

Самое главное — перестать думать о боевых действиях и переключиться именно на гражданское управление. Военные привыкли управлять жестко, особенно в боевой обстановке. А жестко управлять в гражданской организации, где к тому же женского персонала больше, не получится.

— Чему гражданские управленцы могут научиться у тех, кто прошел СВО?

— Брать на себя ответственность. Командир за все отвечает: все решения, все приказы и постановка задач своим подчиненным — командир единолично несет за это ответственность. А еще он умеет действовать гибко в тяжелой и быстро меняющейся обстановке.

— Нам нужно каким-то особым образом готовить элиты?

— Да, конечно, и сейчас для тех же участников СВО многое делается — например, программа «Время героев». Но у нас и в целом с началом специальной военной операции многое начало меняться. Например, вся нечисть, иноагенты и все остальные — они уехали из страны. И в Думе начали правильные законы для людей принимать, быстрее реагировать начали. Больше внимания семейным ценностям и в принципе правильным ценностям уделяется. У нас стало намного лучше, чем было.

Каждый военный хочет, чтобы война побыстрее закончилась. Но никто также не желает, чтобы в скором будущем война повторилась. И если нам поставят задачу идти дальше — будем выполнять задачи

— А общество — как прививать ему патриотизм?

— Понимаете, когда произошел развал Советского Союза в девяностых годах, наша страна начала смотреть на Запад. И люди в правительстве сидели — ставленники Запада. Убивалось все то хорошее, что было в Советском Союзе. Когда-то считалось позором, если ты не был готов к труду и обороне. Раньше дети равнялись на великих ученых, полководцев, космонавтов, но начиная с девяностых годов это все поменялось. Военными и космонавтами уже никто быть не хотел. Совсем другие ценности прививались — западные: у кого больше денег, тот и прав.

Вот сейчас молодежь хочет быть блогерами: лишь бы просмотров и подписчиков было много. А у блогеров-миллионников, которые управляют умами людей, в том числе маленьких детей, — у них же очень аморальный контент, как и весь их образ жизни.

Но сейчас мы потихоньку возвращаемся к правильным ценностям. Начиная с того, что снова поднимаем флаг в школах на утренних линейках. Дети гимн начали петь. В девяностых годах даже слов не было в гимне, все делали для того, чтобы патриотизм убрать.

Мы возвращаемся к правильным ценностям. Снова поднимаем флаг в школах на утренних линейках. Дети гимн начали петь. В 90-х годах даже слов не было в гимне

— Но в вас патриотизм все же есть, хотя вы росли уже в постсоветскую эпоху. Благодаря чему?

— Когда я учился в школе, отец много рассказывал об истории войны и приводил в пример ветеранов Великой Отечественной. И дед у меня воевал. Я всегда на его медали смотрел, на заслуги. И в школу, когда к нам приходили ветераны, у меня была гордость. Для меня самый интересный праздник был 9 Мая. Когда каши варили, когда военнослужащие с автоматами ходили. Парады, салюты праздничные. И это все делалось для того, чтобы мы не забыли, кто на самом деле выиграл ту войну.

Нужно вести борьбу именно за умы наших детей. Если мы упустим момент воспитания молодежи, дальше будет только хуже. Чтобы они понимали, что правильно, а что неправильно. Сейчас же все перемешано: дети думают, что это хорошо, а на самом деле это очень плохо и нет такой четкой грани, как раньше было. Поэтому, конечно, с самого детства нужны и военная подготовка, и поднятие государственного флага, и гимн. Это все глубоко в голове останется и в будущем сыграет свою роль.

— Та молодежь, с которой вы сталкивались — будь то в училище или на поле боя, — какая она?

— Знаете, молодежь разная. Ведь и про мое поколение говорили, что поколение пепси — потерянное. Но это оказалось не так: у нас очень много мужественных и достойных ребят. И двадцатилетние парни хорошо себя проявляют.

Очень много предателей у нас оказалось, которые уехали за границу, заработав здесь денег. Но большинство людей у нас правильных понятий. И дети сами очень искренние. Они же впитывают в себя всё, как губка. И могут удивлять неожиданными, очень глубокими вопросами.

У меня недавно школьники спросили, что для меня самое важное в жизни. Я ответил, что самое важное в жизни — это моя семья, мои дети, моя жена. Далее идет мой регион, моя республика, где я родился, воспитывался. И все заканчивается моей страной. Получается, от своих детей и до страны. Семья, малая родина и страна — вот три кита, на которых все держится. Это и есть для меня самое важное в жизни.

— Как вы думаете, что сейчас нас всех объединяет?

— У нас очень сложная, многонациональная, многоконфессиональная страна, где уживается очень много разных национальностей, республик. Но все мы должны думать в одном направлении. Недавно Трамп обмолвился, что земля у нас очень ценная. Так что виды у них есть на нашу страну. Вот почему нас всегда будут стараться разделить: с маленькими частями легче справиться. И мы понимаем это. Мы должны жить в одной стране, и мы должны дорожить своей страной. И народ Донбасса, и в ЛНР — они это понимают.

Будущее

— Помириться с Западом когда-нибудь сможем? И нужно ли?

— Везде должен быть компромисс. Мы должны выстраивать отношения с теми странами, которые хотят с нами сотрудничать. Как наш президент сказал, мы открыты. Не нужно бросаться из крайности в крайность: то бетонные стены возводить, то в объятия бросаться. С Запада можем взять что-то хорошее, а остальное — убрать, смотреть всегда, что будет выгодно и полезно в первую очередь для нашей страны.

— Запад ведь не оставит попыток с нами поквитаться?

— У нас очень много недоброжелателей, которые покинули нашу страну и пытаются удаленно через телеграм-каналы какие-то внутренние процессы возбудить. Огромное информационное давление на Дагестан идет — когда были события в аэропорту, к примеру.

Я напомню, как Зеленский на фоне портрета имама Шамиля к жителям Дагестана обращался, когда только началась мобилизация, говорил: «Я вас прошу, дагестанцы, не идите на поводу у правительства». Вы представляете, какое давление республика испытывала? У нас же 42 национальности живет, и Запад пытается играть на этом, зная, что здесь как спичку можно зажечь людей.

Конечно, еще где-то остались у нас люди, бюрократы, которые будут тормозить процесс развития, палки в колеса вставлять. Но самое главное, мы понимаем, с чем бороться, и мы в правильном направлении идем.

— Лично вы готовы делать нашу страну лучше?

— Да, я готов. Я и в армию шел за этим. Сейчас я подал заявку на программу «Время героев», в мае жду ответ. Если примут, то с радостью буду выбирать направление. Если не получится, я не расстраиваюсь. Стану генералом — буду армию поднимать.

— Лет через пять или когда там европейцы с нами воевать собираются, готовы брать Берлин или какой-то другой город?

— Все может быть. К сожалению, они что-то пока не передумали и собираются все-таки повторить Дранг нах Остен. Мы не знаем, что будет, но ко всему готовы.