Но политическая и экономическая жизнь любого современного государства основана на конкуренции двух великих идей и учений: учения о свободе — либерализма и учения о справедливости в двух ее ипостасях — социализма и коммунизма. И обращение к традиционным ценностям не заменит это соревнование. Ведь эти ценности в современном обществе сами являются ареной, на которой эти учения конкурируют. Именно соревнование этих идей во многом способствовало формированию социального и политического облика современного мира. Возникает вопрос: какие новые идеи в России могут столь же эффективно заменить это соревнование? Или потребуется оживить прежние идеи? И возможно ли это?

Эти вопросы возникают после прочтения книги Совэ, но обсуждает он не их, а причины этого явления. По мнению Совэ, дело в том, что «либеральная интеллигенция была в значительной степени дискредитирована связью со все более авторитарным режимом Ельцина и экономическими реформами, которые ввергли большую часть населения в нищету». При этом, по мнению Совэ, «резкое падение либеральной интеллигенции в начале 1990‑х годов, столь же стремительное, как и ее подъем во время перестройки, совершенно непропорциональны неизбежному консервативному откату, который следует за любой революцией». Хотя, как представляется, Совэ недооценивает размах колебаний этого маятника. Достаточно вспомнить историю, например, Великой французской революции. Да и нашей тоже.

Заметим, что, по нашему мнению, либеральная интеллигенция также проявила какую-то абсолютную организационную немощь. Именно в силу этого, даже создав такую массовую и, казалось бы, мощную организацию, как «Демократическая Россия», она оказалась неспособной реализовать ее потенциал. Это напомнило историю Временного правительства и его первого председателя князя Львова. Как писал Гарольд Уильямс, британский лингвист, журналист и разведчик, проживавший в то время в России, «к сожалению, обнаружилось, что таланты Львова не включают способность к решительному государственному управлению» (Кэтрин Мерридейл. Ленин в поезде. Москва: Издательство АСТ : CORPUS, 2021). Похоже, это оказалось родовой чертой российских либералов.

Но дело не только в этом. Заметим, что в так называемом авторитаризме режима Ельцина, даже если считать, что он был, явно не хватало размаха и даже замаха. И он если и беспокоил кого-то, то, скорее, все ту же либеральную интеллигенцию, и то далеко не всю, что признает и сам Совэ. А вот последствия плохо продуманных и невежественных экономических реформ действительно затронули практически все слои населения. Ту же либеральную интеллигенцию, значительная часть которой впала в нищету, хотя она всячески искала оправдание самим методам проведения реформ и оказалась неспособна критически оценить результаты своего возвышения и своих реформ.

Хотя, как пишет Совэ, были и другие причины: «C одной стороны, либеральная интеллигенция не предлагала никаких идеалов или политического проекта, кроме неприятия коммунизма. Похоже, что борьба против существующей системы была мотивирована лишь своего рода моральным протестом, расплывчатым и невнятным. Под видом обращения к западным либеральным идеям произошел лишь отказ от советской идеологии или даже от идеологии вообще. Оглядываясь назад, многие либеральные интеллектуалы охотно демонстрируют скептическую позицию по отношению к перестройке, чтобы дистанцироваться от ее идеалов, которые сегодня в России в значительной степени вышли из моды».

Политическая и экономическая жизнь любого современного государства основана на конкуренции двух великих идей и учений: учения о свободе — либерализма и учений о справедливости — социализма и коммунизма. Одна из проблем современной России — в ней фактически потерпели поражение обе эти идеи. Возникает вопрос: какие новые идеи в России могут столь же эффективно заменить это соревнование?

С другой стороны, как отмечает Совэ, по мнению многих критиков реформ, оказалось, что отказ либеральной интеллигенции от официального марксизма-ленинизма и ее обращение к западным либеральным идеалам показали, что на самом деле либеральная интеллигенция «унаследовала от советской идеологии волюнтаристский и непримиримый политический максимализм, который запрещает ей идти на компромиссы, необходимые для практики демократии, и оправдывает все эксцессы власти во имя необходимой модернизации. Так, позицию либеральных реформаторов стали называть “рыночным большевизмом” или “ленинским либерализмом” — терминами, передающими образ просвещенной, мессианской элиты, унаследовавшей политическую культуру советских предшественников и взявшей на себя ответственность за навязывание прогресса отсталому большинству».

Справедливости ради заметим, что вождь революции за время своего короткого пребывания у власти проявил в своей политике значительно больше гибкости, чем «революционеры» 1991 года. Собственно, об этой негибкости и либеральном начетничестве российских реформаторов пишет, например, сравнивая реформы в Китае и в России, и Изабелла Вебер в своей книге «Как Китай избежал шоковой терапии: дебаты о рыночной реформе» (см. «Перейти реку, нащупывая камни, «Монокль» № 6 за 2025 год). Так что мнения немецкого и канадского политологов во многом совпали.

А завершает Совэ свое обсуждение этих противоречивых черт либеральной интеллигенции констатацией: «Не последним парадоксом перестройки является то, что значительная часть советской либеральной интеллигенции… стала поддерживать концентрацию власти в руках реформатора, который, безусловно, олицетворял собой непримиримое неприятие коммунизма, но чье правительство проводило политику авторитарной и технократической модернизации, полностью исключавшей нравственность во имя железных законов рынка». Не знаю, слышал ли Совэ о железных батальонах пролетариата, но железные законы рынка, видимо, подразумевали и «железные батальоны рынка».

Однако значительную часть своей книги Совэ посвящает не столько постперестроечному поражению либералов, сколько их перестроечным моральным изысканиям. И это не случайно. Как пишет Совэ, «борьба [либеральной интеллигенции] против существующей системы была мотивирована лишь своего рода моральным протестом, расплывчатым и невнятным». А «главной особенностью советского либерализма, в отличие от доминирующих течений западного либерализма того же периода, является его осознанный морализм. Это стремление сделать людей лучше может показаться устаревшим, учитывая современную склонность к релятивизму, но его не следует рассматривать как коммунистический атавизм, который в корне не подходит для сегодняшнего мира.

Мы предлагаем рассматривать этот осознанный морализм скорее как стремление дать ответ на хорошо известный вопрос политической философии, особенно в ее республиканской традиции, которая заключается в необходимости основывать свободу на хорошей морали».

При этом автор считает необходимым обратить внимание на то, что именно Коммунистическая партия еще в своей программе 1961 года «провозгласила нравственную миссию партии на заключительном этапе строительства коммунизма, крайний срок которого был намечен на 1980 год. На заре конца истории, написано в этой программе, применение принуждения должно уступить место регулирующей силе морали… Для того чтобы направить общество по этому пути, в новую программу был включен документ, не имевший прецедента в СССР: Моральный кодекс строителя коммунизма, своего рода маленький катехизис, включающий двенадцать добродетелей, которыми, как ожидается, будет обладать каждый человек». Заметим, что подобного примера до этого не было вообще в истории политических партий. Наверное, именно поэтому многие комментаторы потом не раз проводили параллели этого кодекса не с политическими документами, а с Нагорной проповедью. Однако большая часть либеральной интеллигенции усматривала в этих моральных исканиях Компартии лицемерие, что окончательно утвердил в их сознании Солженицын в своем эссе «Жить не по лжи», обращенном в первую очередь именно к интеллигенции. Вот почему, по мнению Совэ, «мораль — одна из самых распространенных тем в политическом дискурсе ранней перестройки. От руководителей до диссидентов, от коммунистов до националистов и либералов — все говорят о сильном чувстве нравственного упадка в советском обществе, для которого характерны распространение лицемерия и цинизма, а также моральная дезориентация молодежи». А перестройка, по мнению многих представителей либеральной интеллигенции, должна была, как отмечает Совэ, быть «представлена как моральное обновление социализма путем публичного разоблачения — благодаря гласности — двуличия коррумпированных меньшинств, к которым партия применяет дисциплинарные меры».

Но моральным совершенствованием перестройка, как замечает Совэ, ограничиться не могла. По его мнению, либеральные интеллектуалы были модернистами, они считали, что «перестройка должна вывести СССР на путь прогресса, ликвидировав отставание от “цивилизованного мира”, то есть от западных стран». Так, историк Юрий Афанасьев призывал прекратить «демонизацию капитализма» и использовать его потенциал; физик Андрей Сахаров говорил о «конвергенции» социализма и капитализма в будущем путем адаптации первого ко второму, а историк Леонид Баткин хотел, чтобы советское общество «стало Европой». «Каждый из них, — пишет Совэ, — хочет продолжить модернизацию, которую не смогла довести до конца советская модель и чей путь, по их мнению, проложили разум и наука. Переход к демократии и рынку, по их мнению, отвечает объективным требованиям современного, рационального и эффективного общества. В то же время эти интеллектуалы выказывают сильную романтическую меланхолию по поводу естественного развития общества, которое было прервано в СССР искусственным и бездушным социальным экспериментированием».

Однако, заметим мы, в своих экономико-политических представлениях либеральная интеллигенция демонстрировала удивительную наивность в ожидании того самого «естественного развития общества», фактически вылившуюся в широко распространенную формулу «рынок решит все», которая нашла свое воплощение в уже упомянутых реформах, трудности в реализации которых списывались не на собственные ошибки и невежество, пусть простят меня за это определение, а на злобную бюрократию и неразумный народ, неспособный вписаться в рынок. Как пишет Совэ, «ореол объективности, которым окружена экономика в глазах советских либералов, несомненно, объясняет, почему они так охотно принимают идею о том, что рынок соответствует законам жизни, превращая весьма полемичное понятие в научную истину… идея естественности рынка и иллюзия объективности экономических законов не являются специфически советскими явлениями. Но если на Западе эти идеи приобрели определенный авторитет (там они еще вызывают серьезные споры), то в период перестройки они были быстро и единодушно восприняты советскими экономистами и либеральной интеллигенцией… Это явление иллюстрирует своеобразную склонность либеральной интеллигенции считать те или иные политические и экономические положения абсолютными истинами…» Заметим, что в этом удивительным образом сказалось марксистское прошлое большинства представителей либеральной интеллигенции и особенно реформаторов. Ведь именно марксизм претендует на открытие абсолютных истин. Оказалось все просто: надо только заменить одни истины на другие.

Но если либералы считали свое мнение выражением абсолютной истины, то у них, как отмечает Совэ, неизбежно возникала «непримиримость к плюрализму мнений в дебатах о гласности», которая «предвосхитила их неоднозначное отношение к политическому плюрализму». Ведь «политический плюрализм основан на институционализации конфликта». А это либеральная интеллигенция принять не могла.

Конечно, книга Совэ не ограничена этими сюжетами. Автор подробно рассматривает отношения между либеральной интеллигенцией и властью реформаторов и ее лидерами — Горбачевым и Ельциным. Конечно, проблема отношения интеллигенции и власти остается актуальной всегда, но дискуссия времен перестройки уже потеряла свою актуальность, поэтому оставим ее пытливым читателям, а нашу рецензию закончим словами Совэ: «Пример постсоветской России преподносит важный урок, касающийся основания свободы: основы демократической власти неотделимы от основ ее авторитета. Поэтому успешное становление демократии зависит не только от ее формы — законов и институтов, но и от того, как и почему она основана». Заметим, что не меньшее значение имеет и кем.

Гийом Совэ. Потерпевшие победу: Советские либералы и крах демократии в России (1987‒1993 годы). М.: Новое литературное обозрение, 2025. — (Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»).