Становится понятна резкость ЦБ: в любом мало-мальски уважающем себя инвестиционном сообществе главенствует принцип равенства всех кредиторов перед должником, сколь бы влиятельным и близким к дефолту он ни был. В этом контексте тайные переговоры с крупными кредиторами, конечно, совсем не комильфо. Чтобы не вводить никого из них в искушение сыграть на инсайде, ЦБ сделал ровно то, что требовала от него буква закона.
Но вот жизнь «Роснано» принципиальный ЦБ подпортил изрядно. Котировки облигаций сильно упали, рейтинговые агентства поставили бумаги «под наблюдение», что означает высокую вероятность даунгрейда, а значит, занимать снова либо рефинансировать свои масштабные долги компании придется уже по существенно более высоким ставкам. Всю прошедшую неделю, несмотря на забавную историю с «временным, в связи с обновлением сайта» исчезновением информации о портфельных компаниях, деловые СМИ начали усиленно перетирать косточки детищу Чубайса, вспоминая все виражи непростой 14-летней истории «Роснано». Не устояли перед этим соблазном и мы: разбор некоторых ярких, независимо от знака, кейсов инвестиций и их осмысление вы найдете в этой книжке журнала.
Не исключено, что эта коллизия чуть ускорит явно забуксовавший процесс реформы институтов развития, запущенный год назад. В грубом абрисе замысла перезагрузки этих институтов «Роснано» «командировалась» под «зонтик» ВЭБа, хотя и по инструментарию, и по бизнес-модели компания, скорее, тяготеет к кусту институтов private equity, в котором к более или менее эффективному РФПИ было задумано «прицепить» «хромую утку» РВК. Как бы то ни было, с момента анонса реформы в начале декабря 2020 года публичная информация о ее ходе почти не просачивается, а непублично долетают слухи о горячих аппаратно-лоббистских сшибках разных групп интересантов, продвигающих альтернативные идеи и проекты. В любом случае практическая работа «Роснано» с портфельными компаниями уже год как приостановлена.
Сама же история «Роснано» представляет собой неловкую попытку учредить рыночную, да еще и сугубо пионерную технологичную отрасль руками менеджеров квазигосударственной структуры, хоть и оперирующих рыночными инструментами, но принципиально нерыночной по своему духу. Имитировать предпринимательский драйв, нюх, азарт и экспертизу невозможно, такие вещи в KPI не всунешь.
Один талантливый «серийный» инноватор недавно доходчиво объяснил нам разницу между предпринимательским и аппаратным подходом к инновационному развитию: «Технологический предприниматель — это человек или компания, которая занимается только одним: она снижает себестоимость продукта за счет технологий. Условно говоря, с десяти рублей снижает цену до одного рубля. И на этом формирует девять рублей добавленной стоимости. Дальше она может опускать цену, будет не девять рублей, а пять рублей. Вот так вот формируется бизнес. Это бизнес на снижении цены. А у госкорпораций логика ровно обратная: здесь происходит постоянный рост цены».
От того, какая из линий в итоге победит, существенно зависят масштабы и динамика инновационного развития Россия. Пока что среда и институты взаимодействия с инновациями в нашей стране все отчетливее строятся в госкапиталистические шеренги. Особенно безжалостные в модном нынче цифровом изводе.
Но партия не закончена.
