В начале XX века, отметившегося на карте истории черными воронками двух мировых войн и одновременно ставшего веком величайших научных и творческих прорывов землян — от создания квантовой теории и теории относительности, развития трансплантологии и открытия ДНК до космического рывка и старта цифровых технологий, — на далекой окраине России, в городе Верном (нынешняя Алма-Ата), вышел в свет первый том «Философии общего дела».
В семисотстраничную книгу под зеленой обложкой были собраны главные труды философа Николая Федоровича Федорова (1829–1903), знаменитого библиотекаря Румянцевского музея, собеседника Льва Толстого и Владимира Соловьева, мыслителя, идеи которого Федор Достоевский, по его собственному признанию, «прочел как бы за свои».
Современников и потомков Федоров поражал не только масштабом своей личности — «энциклопедист», знавший содержание всех книг огромной Румянцевской библиотеки, «философ-праведник», лишенный даже тени меркантильности и без слов приходивший на помощь нуждающимся, человек огромной силы духа и внутренней смелости, — но и дерзновенностью идей, мощной прогностикой, соединенной с проектированием будущего.
Он стремился выстроить созидательный вектор истории и был глубоко убежден в том, что наука и вера не антагонисты, а сотрудницы в деле миростроительства. Что человек, одаренный сознанием и способностью к творчеству, не пешка и не букашка, а существо, которому дана заповедь возделывать, совершенствовать и преображать бытие, причем не только в границах Земли, но и в масштабах Вселенной.
«Зритель небесного пространства» должен стать «обитателем» и деятелем звездных миров, победить смерть, возвратив к преображенной, творческой жизни всех когда-либо живших. От эксплуатации ресурсов земли, ставящей цивилизацию на грань катастрофы, к регуляции природных процессов, к глобальному управлению, основанному на глобальном знании; от геополитических противостояний и противоборств к планетарной солидарности и сотворчеству — такой ценностный выбор утверждал Федоров. Он видел в нем не только целеполагание личности, созревшей до чувства ответственности за мир, но и требование самой природы, рождающей человека как деятеля, призванного вести ее вперед.
Федоровский переворот в философии
Философ Сергей Булгаков назвал Федорова московским Сократом. Как Сократ древности повернул ход античной мысли от натурфилософии к этике, так и Федоров развернул философию Новейшего времени от чистого мышления к действию, от идеи к проекту. «Всякая философия несостоятельна, если она — мысль без дела», — подчеркивал он.
Вопрос «почему сущее существует?» он подчинял другому, бьющему в сердце вопросу: «почему живущее страдает и умирает?» А проблему добра и зла, составляющую систему координат любой философской системы, формулировал так: «Богатство ли добро, а бедность — зло, или жизнь, т. е. жизнь бессмертная, есть истинное добро, а смерть — истинное зло?»
В максиме Федорова «Добро есть сохранение жизни живущим и возвращение ее теряющим и потерявшим жизнь» — суть той всечеловеческой этики, которую утверждал мыслитель как опору цивилизации будущего и ключ к новой антропологии, где человек выступает как созидатель и сотворец, как существо, онтологически предназначенное противодействовать распаду, хаосу, небытию.
Для верующих человеческий род — соработник Бога в деле «восстановления мира в то благолепие нетления, каким он был до падения». Для тех, кто самоопределяется в пространстве светской мысли и позитивной науки, — мыслящий авангард природного целого, через который природа «начинает не только сознавать себя, но и управлять собою», двигаясь к тому состоянию, которое Владимир Вернадский позднее назовет ноосферой, новым творчески организованным состоянием биосферы Земли.
Разнообразные области активности человека — наука, культура, техника, производство, медицина, экономика, педагогика — у Федорова неразрывны с нравственным идеалом, с признанием абсолютной ценности Жизни, уникальности каждого «я», но не в его обособленности, эгоистическом противопоставлении себя другим, а в общем деле, в труде регуляции. Принцип индивидуального и коллективного действия философ определял так: «Жить нужно не для себя и не для других, а со всеми и для всех».
«Философия общего дела» против ценностного кризиса мира
Идеи философа легли в основание целого течения философской и научной мысли России, получившего название «русский космизм». Значение его не ограничивается тем, что оно дает философское обоснование выхода человечества в космос. Актуальность ноосферной, космической мысли — в преодолении ценностного кризиса цивилизации, которая, достигнув огромных успехов в сфере развития науки, техники, технологий, до сих пор не может ответить на вопрос, заданный Нестором-летописцем в начале «Повести временных лет»: «Чего ради создан был человек?».
Федор Достоевский недаром с воодушевлением откликнулся на мысли Федорова. Автор «Братьев Карамазовых» был убежден в невозможности для человека жить без «высшей идеи существования». Его герои «задают себе беспрерывно вопросы» и приходят к тупику и самоубийству тогда, когда иссякает в них вера в осмысленность бытия и истории, когда человек предстает нелепым, злым и ничтожным созданием, пущенным на землю «в виде какой-то наглой пробы» и способным лишь истощать природный мир, уничтожать себе подобных. Отсюда недалеко до пресловутой формулы «Человек — биомусор», которой так любят бравировать современные брейвики.
Для Федорова и космистов человек не биомусор, но существо, отвечающее за мир во всей полноте. Вспыхивающие то там, то здесь стихийные природные бедствия — землетрясения, наводнения, цунами, засухи, вспышки эпидемий, угрожающих жизни людей, — требуют, по мысли философа, планетарной консолидации.
Только объединившись вокруг глобальных проблем можно будет перековать мечи на орала, обратив «орудия разрушения» в «орудия спасения». Как это было в начале космической эры, когда технологии создания военных баллистических ракет были использованы для конструирования знаменитой Р-7, которая вывела на орбиту первый спутник, а затем корабль Гагарина.
Посмотреть на себя из глуби Вселенной
Федоров не раз повторял: на протяжении столетий человечество искало рецепт всеобщего счастья и стремилось к воплощению социальной гармонии, не понимая того, что при наличии смерти эта гармония недостижима. Смертность, неразрывно связанная в природном порядке с законом вытеснения и борьбы за существование, является объективной почвой «небратства».
Мысль о неизбежном конце отравляет психику токсинами страха, тоски, отчаяния, злого цинизма, порождает агрессию, выплескивается в локальных и глобальных конфликтах. Человечество эксплуатирует смерть, делая ее орудием давления, устрашения, наказания, инструментом братоубийственной, падшей истории, умножая ее жертвы и взаимную ненависть, вызванную этими жертвами.
Не поставив себе задачи преодоления смерти, возвращения к жизни всех жертв «небратства», невозможно установить «вечный мир». «Пока человек не будет воскрешать, он будет убивать», — пишет Федоров, настойчиво ища пути перехода от истории как арены ожесточенной борьбы, «взаимного истребления» людей и народов к истории как «работе спасения». При этом он намечает созидательные возможности политического и экономического действия, науки, техники, культуры и педагогики.
Саму миссию России, на протяжении веков собиравшей земли и народы, вводившей их в орбиту просвещения и исторического строительства, он видит в том, чтобы воплотить на практике и предложить другим народам и регионам целостную модель развития, основанную на принципе многообразия в единстве, субъект-субъектном, а не субъект-объектном отношении людей друг к другу и к миру. Эту идеальную модель человечества философ видел в образе Троицы, ипостаси которой связаны неслиянно и нераздельно, пребывают в безграничной любви, общении и сотворчестве.
Выдвигая задачу «умиротворения» и общего дела, Федоров меняет ракурс взгляда на социальную жизнь человечества с локального на глобальный, с теллурического на космический. Ибо именно он позволяет роду людскому осознать и почувствовать себя единым планетарным субъектом.
Пока наш взгляд направлен с Земли на Землю, мы делим планету на островки, ареалы обитания государств и народов, предопределяя их геополитическое противостояние. Глядя же на себя с орбиты или из глуби Вселенной, мы начинаем рассматривать человечество как единый субъект природной и социальной истории. Что совершенно не отменяет национально-культурных различий, индивидуальных траекторий развития народов и составляющих эти народы людей. Напротив, придает целому человечества многоликость, многоталантливость, полноту, утверждает ценность каждого «я» и одновременно его взаимодействие с другими людьми, в основе которого не доминирование, не отстаивание своих интересов в ущерб другим, но любовь, взаимная жертва, общее дело.
Знание как всеобщая ценность
Утверждая, что в человеке и через человека природа достигает «полноты самосознания и самоуправления», Федоров придавал огромное значение знанию, имеющему не элитарный, не кастовый, а всеобщий характер, способному воплотиться на практике, сориентировать действие. «Все должны быть познающими и всё — предметом знания и дела», — писал он.
Философ особенно ценил принцип самообразования, видя в нем проявление совершеннолетней активности личности, ее сознательной мотивации. Еще в начале пути, в 1854–1868 годах, работая учителем истории и географии в уездных училищах Липецка, Богородска, Углича, Боровска, Подольска и других, он отстаивал принцип активности учащихся в процессе познания, вовлекая учеников в исследовательскую деятельность. И свои энциклопедические познания, о которых ходили легенды, приобрел во время работы сначала в Чертковской библиотеке в Москве, где был помощником знаменитого историка, издателя журнала «Русский архив» Петра Бартенева, а затем в библиотеке Румянцевского музея с ее уникальными книжными и рукописными богатствами.
«Герой и подвижник в области книговедения», Федоров выступал за соработничество библиотек, музеев, архивов в области сохранения и трансляции знания и наследия. Философ отстаивал всеобщность и бесплатность доступа к информации, резко высказываясь против искусственных ограничений. Многие его проекты раскрываются во всей полноте только сейчас.
Еще в начале 1890-х годов знаменитый библиотекарь выдвинул идею международного книгообмена и проект всемирной библиотеки, в которой были бы собраны все издания, книги и манускрипты, появившиеся на разных концах земного шара в разные эпохи истории. В настоящее время эта идея философа обретает реальную перспективу в связи с возникновением цифровой формы хранения информации. Создание и развитие национальных электронных библиотек — шаг к созданию всемирной электронной библиотеки, куда вольются все цифровые ресурсы народов Земли.
Собиранию и хранению информации Федоров придавал не прикладной, а священный смысл, видел в нем первые этапы труда воскрешения. Институты памяти и наследия были для него не собранием артефактов прошедшего, а «собором лиц», стоящих за каждой книгой и документом. «Всякий человек носит в себе Музей», — писал мыслитель, подчеркивая, что занятия историей своего рода и судьбами своих предков — это путь к самопознанию и самоопределению личности.
Николай Федоров умел увлекать своими идеями. Библиотека Румянцевского музея стала при нем местом библиоволонтерства. «Пожертвовать своим трудом на пользу общую» философ побуждал и собирателей книги, даривших библиотеке свои коллекции или предоставлявших издания из них тем, кто занимался в читальном зале, и ученых, которых он призывал безвозмездно, по зову сердца, давать консультации читателям, самостоятельно исследующим предмет.
Ставя музейно-библиотечное самообразование выше пассивного слушания лекций, Федоров видел в библиотеке народный университет и научную лабораторию, стены которых открыты для всех. И сам щедро делился с читателями своим пониманием и умениями. Константин Циолковский, проходивший свои университеты самообразования в библиотеке Румянцевского музея под руководством Федорова, говорил, что философ заменил ему университетских профессоров. Из автобиографии Циолковского мы узнаем, что именно в годы общения с Федоровым у будущего родоначальника космонавтики впервые появилась мысль о проектировании аппарата, который позволит преодолеть силу земного тяготения и вывести человечество за пределы земли.
Федоров неоднократно подчеркивал, что движение к «полноорганности» предполагает не только совершенствование физической природы людей, но и их нравственный рост, гармонизацию межчеловеческих отношений
Технический и органический прогресс
В своем видении перспектив человека Федоров исходил из трагического разрыва между бесконечностью духовных порывов личности и ее физической ограниченностью, между полетом воображения и прикованностью к земле. Этот разрыв точно запечатлел поэтическим словом космист Федор Тютчев в стихотворении «С поляны коршун поднялся…»:
Природа-мать ему дала
Два мощных, два живых крыла —
А я здесь в поте и в пыли,
Я, царь земли, прирос к земли!..
Вектор регуляции Николай Федоров направлял не только на внешний мир, но и на самого человека, подчеркивая необходимость целостной перестройки организма, управления протекающими в нем процессами, раскрытия тех потенций, которые еще «спят».
Осмысляя пути техники, горизонты развития технологий, он указывал на ограниченность и иллюзорность той «мощи», которой человек достигает за счет изобретаемых им орудий и механизмов. И выступал за постепенный переход от технического прогресса, создающего машинную цивилизацию, максимально расширяющего сферу искусственного, к прогрессу органическому — когда человек благодаря знанию и управлению законами жизни сможет свободно перемещаться в пространстве, жить в разных средах, регенерировать ткани своего организма, станет способным к бесконечному самообновлению, обретет бессмертие.
Философ неоднократно подчеркивал, что движение к «полноорганности» предполагает не только совершенствование физической природы людей, но и их нравственный рост, гармонизацию межчеловеческих отношений, развитие эмпатии, душевной прозрачности, взаимопомощи и любви. Любви не только к живущим, но и к умершим, без которых мир неполон и сиротеет. Ни один человек, с точки зрения Федорова, не должен быть потерян для вечности, ведь он обязательно кому-нибудь дорог.
