Почему сейчас, когда страна снова вступила в схватку за выживание, перед российскими военными закрывают двери в рестораны, бары, гостиницы, как в столице, так и в провинциальных городах? Почему население государства, вынужденного участвовать в войнах значительную часть своей истории, вдруг забыло цену русского героизма и моральную ответственность перед защитниками Родины?

Мы решили поговорить об этом с теми, кто сегодня непосредственно связан с СВО, воинами и их близкими, с теми, кто носит военную форму на передовой и в тылу.

«Пусть это остается в вашей семье»

Июнь 2023 года, Воронеж. Одетый в шорты и красную футболку с логотипом заведения менеджер бара «Понеслось» на входе эмоционально объясняет военнослужащему, что в форме в бар заходить нельзя. Через несколько дней видео широко разойдется по сети, и менеджер с каменным лицом извинится на камеру. Потом его вроде как уволят, а бар получит обрушенные рейтинги на рекомендательных сайтах.

В это же время в Москве награждали призеров Национальной премии интернет-контента. В числе победителей значился проект «Жены героев».

Начался он еще в прошлом году с нескольких фотографий жен участников СВО из Самары. В ожидании мужчин с фронта женщины решили надеть военные кители мужей и устроить своеобразный флешмоб — фотосессию, чтобы и любимых поддержать, и самим легче стало.

Идея «выстрелила» и пошла в народ. Основатель проекта «Жены героев» Екатерина Колотовкина, с чьей фотографии в кителе мужа, командующего Второй гвардейской армией генерал-лейтенанта Андрея Колотовкина проект и начинался, получила приглашение в Москву. Награждать вас будем, ваш проект победил, приезжайте.

Екатерина собрала чемодан. Вместе с ней поехала также Альбина Шамгунова. Ее супруг, спецназовец из Казани Адель Шамгунов, погиб под обстрелом в марте 2022 года, спасая товарищей. Альбина, увидев фотографии из Самары, подумала: как это круто, что эти женщины не побоялись угроз с Украины, открыли лица и накинули на плечи кители своих мужчин. И тоже решила поучаствовать как вдова военнослужащего.

И внезапно столкнулась с осуждением. «Было много негативных комментариев, личных сообщений. Они говорили, что это показуха. Ваш муж выбрал эту профессию, а зачем вы сейчас накидываете на себя китель, еще и фотографируетесь, макияж с прическами наводите? Пусть это остается в вашей семье».

Уже в Москве Колотовкиной сообщили, что проект не победил, недобрал три голоса. А затем — что он будет награжден, но вне рейтингов. В итоговые сюжеты интервью с женами героев почти не попали. «Мы заявляли, что приехали сюда к вам в Москву, чтобы вас разбудить от летаргического сна. Что там, на передовой, война… Но это все вырезали», — рассказывает Альбина.

Но больше всего женщин в военных кителях мужей удивил выход на сцену этого мероприятия Дианы Арбениной. Колотовкина еле удержала Альбину в кресле.

«Арбенина откровенно поддерживала военных Украины, выражалась против российских военнослужащих, но вышла на эту сцену, — рассказывает Альбина. — А там ей хлопали, там была Бузова, “Народный фронт”, представители которого могли бы выйти и сказать: вы что, офигели, что ли? Но для этого общества это нормально. Все промолчали. Она вышла, спела и ушла. А у нас послевкусие осталось неприятное».

«Зачем здесь эти плакаты?»

Ноябрь 2022 года, Саратов. Бар Harat's отказался обслуживать добровольца, только вернувшегося с фронта, который хотел посидеть и пообщаться со своим другом. Бородатый бармен с аватаром в соцсетях с цветами украинского флага заявил, что в военной форме его не пропустят. Доброволец считает, что бармен таким образом выразил свою непатриотическую позицию.

«Где-то я прочел, человек жаловался. Девушка с парнем гуляют, и она говорит: а зачем здесь эти плакаты висят? С героями какими-то военными, нафига они нужны, они только мешают», — рассказывает Александр Жучковский. Еще в 2014 году он оставил родной Петербург и отправился воевать за Новороссию, попал в отряд Игоря Стрелкова, а позже занимался координацией помощи ополчению. Он по-прежнему в Донбассе, уже как военнослужащий армии России.

Дело вовсе не в негативном отношении к военным, считает Жучковский. «Люди, светские, хотят жить обывательской жизнью. Их коробит то, что нарушает уют и размеренность быта. Военная форма, плакаты с героями СВО — все, что выходит за рамки их представлений о нормальной, стабильной жизни, вызывает неприятие. Реакция эта не плохая, она естественная. Она неприятная, она нам не нравится, мы ее критикуем, но нужно не осуждать таких людей, а объяснять, зачем эта война, ее истоки».

Несмотря на многовековые воинские традиции, связь между воинами и теми, кого они защищают, оказалась уязвимее, чем мы думали. Если мы позволим ей оборваться, защищать будет некого и некому

«Мы напоминаем им, что война идет, и они боятся»

Декабрь 2022 года, Краснодар. Сергей Жуков, солист популярной в 1990-е группы «Руки вверх!», ныне ресторатор, оправдывается за то, что в его бар не пустили военнослужащего. Объяснил тем, что камуфляж был без опознавательных знаков: в военной форме можно, а вот в камуфляже — нельзя, было такое правило в баре, которое уже отменено. И пообещал донести до сотрудников всех своих заведений, что участникам СВО там рады.

Отказ в обслуживании часто маскируется под нормы дресс-кода, принятые в конкретном заведении, но это все лукавство, говорит Михаил Полынков, активист движения «Новороссия», участник боев за Донбасс с 2014 года, ныне военнослужащий российской армии.

«Если есть дресс-код, то должно быть отмечено, что нельзя людям в военной форме, или хотя бы табличка какая-то. Понятно, что у них частная собственность. Но я считаю, что причина отказа — личное отношение к СВО, только это».

Возможно, кого-то смущает потертая пыльная «цифра», мало похожая на парадную форму высших офицерских чинов, как в фильмах. Но часто военнослужащие не имеют возможности переодеться в гражданскую одежду, в чем приехал — в том и ходишь.

Одежду в стиле милитари Полынков носил и до 2014 года, так как занимался поисковой деятельностью и выбирал экипировку исходя из удобства.

«Я ни разу с подобным отношением не сталкивался. Я был в самых разных заведениях разного уровня, и в хорошие смоленские кафе ходил, и в ресторанах был, и в детских заведениях. Везде меня принимали очень хорошо, с улыбкой, провожали, говорили: приходите еще».

Случаи запрета на вход Полынков считает вопиющим исключением, а не правилом. «Конечно, бойцов на передовой такие случаи возмущают. Уважение к русскому солдату было и есть. Но отдельные люди этого никогда не примут. Мы напоминаем им, что война идет в реальности, и они этого боятся, конечно. Это их отношение такое к СВО, что мы ведем неправильную войну. Таким образом они высказывают отношение и к власти, и к обществу. Так что это не вызов солдату, это вызов государству».

Не имея возможности уехать за границу, несогласные с СВО остаются в России, хотя морально выступают на стороне Запада, считает Полынков. И таким образом выражают свой протест в том, «что на их участке частной собственности войны не будет».

«Не хочу ненужных расспросов»

Февраль 2023 года, Новосибирск. Мать с сыном, который только вернулся из зоны СВО, не пустили в бар Respublica. Спустя два дня после поднятой волны общественного возмущения владельцы начали разыскивать пострадавших, чтобы лично извиниться перед ними.

Большинство российских городов продолжают жить, будто на западе ничего не происходит. Где-то плакат с героем СВО, где-то в супермаркете корзина для сбора гуманитарной помощи, да и все, пожалуй, остальное — в интернете. Лишь на вокзалах и в аэропортах на некоторых направлениях можно увидеть толпящихся мужчин в камуфляже и с огромными рюкзаками. Они возвращаются с фронта или едут обратно — кто из отпуска, кто проездом.

Леонид направляется в Брянск из Сибири, дальше его ждет ставший почти родным окоп, который они с сослуживцами построили еще зимой. До начала СВО он служил в Росгвардии, а после 24 февраля 2022 года подписал контракт и практически не вылезал с передовой, за исключением коротких двухнедельных отпусков.

В первую увольнительную, будучи проездом в Москве, он решил немного погулять по столице. Сразу же у вокзала до него докопался какой-то мужик. «Начал задавать вопросы: а что ты, а почему ты воюешь, а за что? Ничего такого вроде не спрашивал. Но хотел развести на какую-то реакцию. Я не стал с ним спорить, отвечал уклончиво и ушел».

С тех пор, если есть возможность, молодой человек все же надевает гражданскую одежду. Вот и сейчас на нем обычные черные спортивные штаны и худи, но проходящие мимо парни в камуфляже кидают на него понимающие взгляды. «Иногда достаточно одного элемента одежды, чтобы распознать своих. Вот на мне кепка защитная: сразу считывают, кто я и куда еду», — говорит Леонид.

Чтобы не вызывать лишних вопросов, сейчас Александр Жучковский уже не ходит в форме вне фронта. «Когда-то, еще до СВО, я ходил в форме, ездил в транспорте, и даже в Ростове-на-Дону сразу куча вопросов, куча реакций ненужных. Зачем? Люди живут своей жизнью, кто хочет участвовать — тот участвует. Я не военный, при первом же случае форму стараюсь снимать. Устал уже от всего этого, хочется, чтобы поскорее все закончилось», — добавляет он.

«Если кто считает, что за ипотеку воюют, — ну зачем с таким спорить? Это государство недосмотрело, как плохой родитель, который избаловал ребенка, а потом удивляется, почему он себя так ведет. С такими уже ничего не поделаешь, работать нужно с молодыми»

«Тут это у всех»

Москва, август 2022 года. Военнослужащему, спешащему на день рождения матери в ресторан «Магадан» прямо с вокзала, отказывают в проходе через главный вход и предлагают пробраться с веранды через кусты, чтобы не распугивал посетителей. На нем, к слову, был даже не камуфляж, а темно-синяя летная форма офицера ВКС России. Ситуацию комментировал в том числе спикер Госдумы Вячеслав Володин, а владелец заведения известный ресторатор Аркадий Новиков через некоторое время сообщил, что всех сотрудников той смены уволили.

Внимание и любопытство к людям в военной форме ощутил на себе Сергей Григоров, возвращаясь на побывку домой, в Москву. В прошлом — историк, политик, сейчас — военнослужащий, ушел добровольцем. Говорит, что ни разу к нему никто не подходил с нехорошими расспросами. Но в поездах к мужчинам в форме часто подсаживаются люди, чтобы выразить поддержку.

«Однажды ехал в Петербург, там были двое военных из Белгорода, женщина говорила: вот, вы наши герои, обратилась и ко мне, но я сказал, что я не герой, в отличие от них. Разговорились. У нее, оказывается, предки бандеровцы были, а она говорит: я вот русская».

В Донецке к людям в военной форме часто подходят прямо на улице и желают удачи или продавщица в магазине может пожелать защиты ангела-хранителя. «Потом ловишь краем уха ее разговор с кем-то по телефону: у нее муж раненый с фронта вернулся. Тут все рядышком, у всех родные, близкие, обязательно кто-то воевал у знакомых или родни. Тут это у всех».

Отношение к людям в военной форме в обществе меняется тем сильнее, чем дальше часть страны от фронта. «Я никогда не скрывала, что я жена военного, гордилась, — говорит Альбина Шамгунова. — Отношение общества было скорее безразличным: ну есть такая профессия, ну воюет и воюет — чем они там занимаются? Никто же об этом не знал, никто о задачах наших военнослужащих особо не распространялся».

В истории новой России СВО — первая масштабная операция после второй чеченской кампании, продолжает Альбина. «О Сирии много не говорили, прятали. Если бы говорили больше, с гордостью, не скрывали задач — возможно, отношение общества было бы иным».

«Люди, гуляя по центру Казани, даже не думают, что где-то на передовой прямо сейчас сидит мальчишка под снарядами, а его семья сидит и плачет в ожидании звонка. Те семьи, у кого кто-то из родных и знакомых находится сейчас там, начали осознавать и понимать».

«Вкладываем не в то и не в тех»

Тех, кто плохо относится к военным, не всегда стоит осуждать, считает Александр Жучковский: если это просто выражение личного мнения, а не целенаправленная работа на врага.

«Народ такой, каким его сформировало государство за последние пару-тройку десятков лет. Когда я вижу какое-то непатриотическое поведение, мне не приходит в голову возмутиться, потому что я понимаю, почему он себя так ведет. Можно, конечно, по-стариковски возмущаться: мол, какая молодежь пошла, что они себе позволяют. Но это тупо. Если кто считает, что за ипотеку воюют, — ну зачем с таким спорить? Если обыватель просто напился и орет — то и фиг с ним. Это государство недосмотрело, как плохой родитель, который избаловал ребенка, а потом удивляется, почему он себя так ведет. С такими уже ничего не поделаешь, работать нужно с молодыми. Но если он ненавидит Россию и русских, топит за украинцев — тут уже надо бить сразу или отправлять куда-то в СИЗО, это потенциальный террорист и пособник врага».

Случаи неуважительного отношения к военнослужащим происходят не вдруг, говорит Михаил Полынков. «А почему тысячи людей побежали за границу? Даже у многих из тех, кто на фронте, нет понимания, за что эта война ведется и против чего, зачем их отправили на передовую. От нас в начале войны два полка таких мобилизованных сбежало. Нет замполитов, которые доводят правильную информацию. Абсолютный провал в правильной пропаганде, мы не можем обосновать, что мы делаем на Донбассе, почему мы воюем не с Украиной, а с коллективным Западом».

Долгое время общество закрывало глаза на важные профессии — врачей, учителей, военных, считает Альбина Шамгунова. «Любая негативная мысль, выпущенная в массы, воспринимается масштабно. Если военный кому-то набил морду на улице, люди думают, что все военные такие же. Необразованные, бестолковые, кроме как держать в руках автомат, ничего не могут — и это мне так говорят некоторые мои коллеги, зная мою ситуацию. А ведь военный — это тот, кто пойдет защищать моего ребенка. Эти профессии нужно поднимать, о них нужно говорить, в них нужно вкладывать очень много денег. Но, к сожалению, вкладываем мы не в то и не в тех».

Военные должны ходить в форме, уверен Сергей Григоров. «Их должны видеть, стесняться здесь нечего. Если кто-то говорит не то — хуже должно быть для этих людей. Мы в своем праве. А если кого-то не пустили в ресторан — такие заведения надо, честно говоря, закрывать».

Люди, отрицательно относящиеся к СВО, подвержены враждебной пропаганде и думают, что Россия в конечном счете проиграет, говорит Григоров. Возможно, именно этим и объясняется столь уверенный тон, отсутствие внутреннего цензора и хамство, с которым обращался к военнослужащему менеджер бара в шортах и красной футболке.

«Я уверен, что этого не будет, конечно. Но вот эта вся публика убеждена, что ситуация развивается иначе. Наше правительство, наша власть должны еще раз более четко поставить цели, говорить о природе СВО, говорить, что компромисса не будет, потому что это реально война за жизнь русского народа».

Защитник «этого» Отечества

За этот самый народ, как бы пафосно ни звучало, и воюют солдаты на передовой. Переживают боль, жару, холод, кровь, смерть. А потом, возвращаясь домой, их не пускают в гостиницу. Закрывают перед ними двери ресторанов и кафе.

Слава богу, таких случаев не так много, чтобы говорить о массовом явлении. А владельцы заведений обычно публично извиняются, и часто искренне, а значит, не только опасаются потерять бизнес, но и понимают недопустимость презрительного отношения к российским воинам.

«То, что вы сейчас ходите спокойно с бокалом вина или шампанского и едите красную рыбу, это все благодаря моему мужу, который там погиб», — говорила Альбина Шамгунова на церемонии вручения Национальной премии интернет-контента. Но хотели ли слышать это собравшиеся в зале и услышали ли?

Несмотря на многовековые воинские традиции, связь между воинами и теми, кого они защищают, оказалась уязвимее, чем мы думали. Если мы позволим ей оборваться, защищать будет некого и некому.