Особо остро вопрос противодействия международному терроризму встал в связи с провозглашением так называемого Исламского государства* на территории двух суверенных государств — членов ООН: Сирии и Ирака.

Только после подключения Российской Федерации к международным усилиям по противодействию ИГИЛ*, направления в Сирию нашего военного контингента произошел перелом в ходе военных действий, и этот террористический монстр был ликвидирован.

Возникает вопрос: в силу каких обстоятельств в современных условиях, при наличии целой системы международных структур, призванных оберегать человечество от подобного рода «вызовов и угроз», такое стало возможным? Были ли варианты для упреждающего удара по экстремизму и терроризму?

Ответы на эти вопросы звучат довольно невнятно. И это не случайно.

Первая война с терроризмом

Наиболее крупной и масштабной попыткой не допустить разрастания феномена «исламского терроризма» была известная военная акция СССР, которая в нашей стране в тот период времени получила название «интернациональная миссия», — ввод Ограниченного контингента советских войск на территорию Афганистана.

После прихода к власти в Москве группировки во главе с Михаилом Горбачевым и Александром Яковлевым началась кампания по дискредитации этой миссии.

Ставился вопрос об «ошибочности» решения о вводе советских войск, о необходимости прекращения этой «бессмысленной войны» и т. д. В официальной советской пропаганде того времени активно использовались разработки и данные западных информационных агентств, которые нередко вбрасывались в СМИ спецслужбами США, Великобритании и ряда других западных стран.

К сожалению, многие политики и журналисты пошли на поводу у этой группировки, в результате советские военнослужащие, героически выполнявшие свой долг, не чувствовали должного уважения к их миссии. Неприятно признавать, что оценки, которые продвигались лицами, ответственными за развал СССР, не исправлены должным образом и сегодня.

Авторы большого количества публикаций и «размышлений» по поводу афганских событий того времени лично ни в какой форме не участвовали в разработке и осуществлении политики СССР на афганском направлении и сами ориентируются на ранее звучавшие оценки перестроечного и последующих периодов, в ряде случаев составленные на основе спекуляций ангажированных в политическом отношении лиц.

Между тем следует со всей определенностью сказать, что афганская акция СССР была направлена на уничтожение именно тех сил, из которых в дальнейшем вышли боевики и главари бандформирований, международного террористического интернационала. Успех в военном подавлении этих элементов позволил бы если не предотвратить, то существенно купировать разрастание жестких радикальных и террористических в своей основе концепций, которые на территории Афганистана были взяты на вооружение моджахедами.

Сейчас мы с позитивом отмечаем акции, направленные против международного терроризма, когда поход против террора возглавили США, пострадавшие от событий 11 сентября.

При этом масштабная акция СССР по «профилактике» и отпору в начальной стадии зарождения этого явления нередко замалчивается или даже продолжает характеризоваться в негативных тонах.

А ведь совершенно ясно, что в случае удержания власти правительством Мохаммада Наджибуллы Афганистан не смог бы превратиться в главную базу международного терроризма.

Американцы нас переиграли

У некоторых наблюдателей имеется стойкое убеждение, что режим президента Наджибуллы себя изжил к моменту прихода к власти в Афганистане в 1992 году моджахедов во главе с Ахмад Шахом Масудом и Абдул Рашидом Дустумом.

Это не так. Режим Наджибуллы держался самостоятельно после вывода советских войск еще три года. Более того, можно утверждать, что сам вывод войск происходил в условиях относительной стабилизации обстановки в стране и довольно успешного развития политики национального диалога и примирения. В случае продолжения поддержки режима Наджибуллы в виде поставок советских вооружений Кабулу, скорее всего, удалось бы сдержать натиск моджахедов.

Сошлюсь на некоторые личные наблюдения и данные.

В период афганских событий я имел поручение по линии МИД СССР работать на этом направлении, в том числе изучая оценки обстановки в Афганистане, которые давались представителями мусульманских арабских стран.

Тезис о стабилизации ситуации в Афганистане в конце 1980-х годов руководство этих государств во многих случаях разделяло. Отражением этого стала «полоса признания» режима Наджибуллы рядом афро-азиатских стран в 1988‒1989 годах.

Сошлюсь также на интересную беседу, которую я по поручению руководства имел в марте 1989 года с таким информированным собеседником, как тогдашний вице-президент Афганистана, кадровый дипломат Абдул Хамид Мохтат.

Поясню обстоятельства организации этой встречи.

В этот период мне было поручено в качестве старшего дипломата нашего посольства в Дар-эс-Саламе проводить контакты и переговоры с политиками и дипломатами Объединенной Республики Танзании (ОРТ) с целью обеспечения официального признания этой страной режима в Кабуле во главе с Наджибуллой и установления дипломатических отношений между двумя странами.

Большую помощь в решении этой проблемы оказали некоторые руководящие сотрудники МИД ОРТ и политические деятели страны — генеральный секретарь МИД А. Мваваненге, руководитель департамента стран Азии МИД Эва Нзаро (в дальнейшем она получила пост посла Танзании в Москве), помощник председателя правящей Революционной партии Танзании Джоан Уикен и другие.

В результате проведенной работы Дар-эс-Салам принял решение об официальном признании правительства Наджибуллы и установления дипломатических отношений с Афганистаном.

Приказом по посольству за «работу по афганскому направлению» 27 февраля 1989 года мне была объявлена благодарность, а в дальнейшем приказом министра иностранных дел СССР установлена персональная надбавка к жалованью.

В марте 1989 года посол в Танзании Сергей Илларионов попросил меня «продолжить работу по афганскому направлению» и провести обстоятельную встречу с находившимся с визитом в Дар эс-Саламе вице-президентом Афганистана Абдулом Мохтатом.

Я пригласил его на обед, который мы организовали в представительской резиденции посольства.

Беседа носила очень откровенный, дружественный характер и затянулась на несколько часов.

Абдул Мохтат выразил крайнюю обеспокоенность развитием событий в дружественном Советском Союзе, результатами переговоров между Москвой и Вашингтоном по Афганистану, ходом реализации Женевских (от апреля 1988 года) договоренностей по афганскому урегулированию.

Он выразил мнение, что американская сторона ведет себя в этом вопросе неискренне. В то время как СССР выполняет договоренности, связанные с выводом советских войск и приостановкой поставок оружия в Афганистан, американская сторона не прекратила оказывать моджахедам помощь, более того, она наращивает поставки вооружений.

Вице-президент, опираясь на конкретные цифры и данные, подробно рассказал об оперативной ситуации в Афганистане. Напряженность сохранялась, но степень поддержки политики руководства во главе с Наджибуллой значительно выросла. Абдул Мохтат привел на этот счет данные по каждому региону страны — площадь подконтрольной правительству территории существенно выросла. Наджибулла лично руководил процессом национального примирения, который успешно продвигался. «Люди очень устали от войны, они ценят помощь, которую правительство оказывает в экономической и социальной сферах», — заметил Мохтат.

По его твердому убеждению, правительство Наджибуллы могло бы удержаться у власти и после ухода советских войск, но при одном условии: поставки вооружений и советнические миссии, хотя бы в ряде ключевых областей национальной экономики и госаппарата, должны быть продолжены. Иначе, сказал вице-президент, в Афганистане, опираясь на помощь Запада, придут к власти силы экстремистской, националистической направленности, это негативно повлияет, в частности, и на ситуацию в сопредельном Таджикистане и других советских республиках Средней Азии.

Афганская акция СССР была направлена на уничтожение именно тех сил, из которых в дальнейшем вышли боевики международного террористического интернационала

Вице-президент попросил доложить эту точку зрения в Москву. «У нас сложилось впечатление, что в работе советского посольства в Кабуле в последнее время появилась определенная “заданность”, настрой на примирение с американцами. Это заставляет нас искать дополнительные каналы информационного взаимодействия с СССР», — сказал Абдул Мохтат.

Я доложил эту информацию послу Сергею Илларионову, который был очень опытным дипломатом. Как я в дальнейшем понял, в его сообщении в Москву акцентировка проблем и драматические моменты информации, полученной от вице-президента Афганистана, были сглажены или вообще упущены.

«Заданность» информационной подпитки Москвы, подстраивание под оценки и ориентировки «центра», чем, судя по словам Мохтата, страдало советское посольство в Афганистане, стали, по-видимому под влиянием министра иностранных дел СССР Эдуарда Шеварднадзе и его окружения, проникать и в другие загранколлективы.

С позиций сегодняшнего дня очевидно, что американцы переиграли нас на дипломатическом направлении по афганской проблеме.

Мы вывели, во многом под давлением Вашингтона, наши войска именно в тот момент, когда обстановка в Афганистане стала стабилизироваться. Важно и другое: политический аккомпанемент об ошибочности наших военных усилий на этом направлении звучал в конце 1980-х — начале 1990-х годов все сильнее, настраивая наших политиков и население страны на благодушие и упрощенные оценки возможностей построения «новых отношений» с Западом.

Как представляется, требуется дополнительная работа для изложения более достоверной оценки истории, связанной с выводом наших войск из Афганистана.

Но это же можно сказать и о начале военной операции.

Дискуссии в начале операции

Вопрос о том, как в политическом руководстве СССР решался вопрос о вводе советских войск в Афганистан, стал популярным сюжетом многих телешоу, статей, фильмов. Однако и здесь требуются дополнительные усилия для проверки достоверности высказываемых оценок и фактов.

Прежде всего, большие сомнения вызывают рассказы о столкновении точек зрения на заседаниях Политбюро ЦК КПСС, о сомнениях в целесообразности военной акции, с которыми якобы выступали некоторые политики.

Между тем особой полемики в отношении решения «вводить или не вводить» не было. Руководство страны было убеждено в целесообразности такой акции в целях защиты жизненно важных интересов самого СССР.

Эту точку зрения подтверждал, в частности, сын члена Политбюро, министра иностранных дел, наш известный дипломат и ученый Анатолий Андреевич Громыко, с которым мне довелось много раз встречаться, беседовать и вместе, в качестве соавтора сценария, работать на съемке хроникально-документального фильма о его отце «Министр супердержавы» (2010 год).

Анатолий Андреевич говорил, что были разные подходы при разработке оптимального варианта ввода войск, который осуществлялся в ответ на неоднократно направлявшиеся просьбы политического руководства Афганистана, но целесообразность самого решения о вводе континента советских вооруженных сил признавалась всеми.

Надо сказать, что нечто подобное было характерно и для дискуссий, которые в то время шли в рамках экспертного сообщества на многих площадках и в достаточно свободном стиле. Я хорошо помню, что против ввода войск в то время никто не выступал, и не из-за опасения каких-либо неприятностей. Основные обсуждения были связаны с «географией» ввода войск.

Специалисты-восточники, хорошо зная уроки истории и вспоминая о больших жертвах, которые понесли британские войска вследствие их вступления на территории, где жили этнические пуштуны, указывали, что нахождение советских войск непосредственно в пуштунских населенных пунктах крайне нежелательно.

С учетом этого более предпочтительным вариантом рассматривался ввод войск преимущественно в северные районы, заселенные другими национальностями. Такой вариант позволил бы решить одну из главных военно-политических задач — отсечь советские республики Средней Азии от влияния экстремистов религиозного толка и блокировать проникновение боевиков на территорию СССР. И при этом существенно нивелировать неприязненное отношение пуштунов к присутствию на их территории зарубежных военных.

Против ввода войск никто не выступал, и не из-за опасения каких-либо неприятностей. Основные обсуждения были связаны с «географией» ввода войск

Такая точка зрения, как правило, преобладала в ходе обсуждений, в которых я принимал участие, в том числе под руководством моего бывшего институтского преподавателя, а в 1980‒1990-е годы — профессора и одного из руководителей Центра международных исследований МГИМО Марка Арсентьевича Хрусталева.

Как мне рассказывал Марк Арсентьевич, эта точка зрения не понравилась тогдашнему министру обороны Дмитрию Устинову. В результате операцию помогали готовить специалисты, которые не склонны были придавать столь большое значение «восточным тонкостям» работы на афганском направлении. Как представляется, с этим в определенной мере были связаны трудности, через которые пришлось пройти нашим героическим военным в этой стране.

Следует признать, что военная операция СССР в Афганистане проводилась в очень «неудачное» время — время постепенного ослабления Советского Союза, нарастания экономических и социальных трудностей, ухода с государственной службы представителей героического и эффективного военного поколения и прихода к рычагам власти совсем других людей — амбициозных, но недостаточно подготовленных и слабых в моральном отношении.

В этих условиях и оценки военной кампании носили во многом искаженный характер.

Сегодня, в обстановке подъема патриотических настроений в обществе, проведения СВО, призывов к бережному отношению к нашей истории, важно было бы вернуться к пересмотру оценок афганских событий и еще раз напомнить о нашем огромном уважении к людям, которые в составе Ограниченного контингента войск первыми вступили в бой с ордами джихадистов, принесшими страдания и утраты своим народам и народам многих других стран.

* В России организация признана террористической и запрещена.