При этом Северодонецк остается прифронтовым городом. На фоне восстановления бухают взрывы, иногда работает ПВО. Фронт в семи-восьми километрах. Людей на улицах мало, но уже вернулась четвертая часть от стотысячника. Нужно интенсивно восстанавливать жилой фонд, при том что социальная сфера вполне готова к работе. Отсутствует мобильная связь, что придает уникальную специфику практически любому направлению работы, учебы или личной коммуникации.

О недавних ужасах войны и об актуальных вызовах для города «Монокль» поговорил с главой администрации Северодонецка Николаем Моргуновым.

— Когда началось освобождение, украинцы до Новоайдара ушли практически без боя, а город Северодонецк попытались превратить в крепость. Причем в качестве щита они решили использовать мирное население, дворы, дома. Это была трагедия. Такого масштаба разрушений, как в Северодонецке, по крайней мере на территории ЛНР, просто не было.

Мы зашли сюда командой в июле прошлого года. Ситуация была очень страшная. Все дороги были заставлены сожженными автомобилями, и не потому, что их там во время штурма или отхода сожгли, — их устанавливали как блокпосты. Все улицы вдоль жилых домов были перекопаны, окопы, блиндажи, укрепления, то есть они умышленно прятались во дворах, использовали жилые постройки как крепость.

Весь город был заминирован. Два месяца МЧС России разминировало территорию. Это умышленно поставленные мины, БК, которые прилетели и не разорвались, просто брошенные БК — гранаты, патроны, мины и так далее.

Город был полностью без воды, без газа, без электроэнергии. Украинский гуманитарный штаб абсолютно пустой, гуманитарки не было никакой.

Но его коллектив, волонтеры, остались и работали. По их спискам на тот момент на территории города находились порядка 12 тысяч человек. В ужасных условиях: они жили в подвалах, готовили пищу на кострах, воды не было. Пришлось вместе с военными запустить несколько скважин. Люди там набирали какие-то баклажки, домой приносили воду, устроили какие-то душевые кабинки прямо во дворах.

С февраля по август, пока не разминировали, все было завалено бытовыми отходами. Жара, на тот момент до 35 градусов, можете себе представить. Ужас. Плюс незахороненные трупы, плюс, как местные жители говорят, «прикопанные» — это во время обстрелов неглубоко закапывали прямо во дворах. На Гвардейском могилы были прямо на разделительной полосе.

И ни одной единицы коммунальной техники. Украинцы ее либо вывезли, либо сожгли. Были случаи, когда вэсэушники выезжали на мусоровозах из города. Вот такая картина была на тот момент.

— Что удалось за год?

— Пришли люди, перед которыми стояла задача создать администрацию города. Буквально через неделю приехали шефы региона — из Перми. Большой командой — пятнадцать человек. Причем это были люди, которые у себя в Перми занимают достаточно статусное положение: несколько замов губернатора, руководители министерств. Они начали выстраивать эту работу совместно с нами.

И эти люди, которые имеют высокий статус в Перми, здесь выполняли в некоторых случаях даже работу слесарей: устанавливали насосы на скважины, пытаясь запустить водовод, запускали электроэнергию, генераторы. Пришла гуманитарная помощь, коммунальная техника, и после этого пошло восстановление.

Минстрой России пришел в августе с намерением восстанавливать дома. Но, к сожалению, произошла нехорошая ситуация. Когда случилось краснолиманское наступление ВСУ, было принято решение подрядчиков вывезти. Они вернулись в октябре. И с конца октября до конца декабря были восстановлены первые дома, был закрыт тепловой контур, как у нас говорят, была восстановлена котельная, первые дома получили тепло, был создан пункт временного размещения, и таким образом мы перезимовали.

Сегодня электроэнергия у нас есть везде, вода подается двадцать четыре часа в сутки. Это очень хороший показатель в ЛНР. Газ есть во всех домах. Я думаю, что если мы закончим тот план, который наметили на этот год, то восстановим примерно 300 домов. Всего же у нас порядка 90 домов под снос из 800.

Плюс сегодня благодаря Минстрою и нашим шефам пошло восстановление социальных объектов — это школы, детские сады, библиотеки, спортивные школы, ДК. Народ прибывает, возвращается, это востребовано, необходимо.

Мы отталкивались от 12 тысяч населения, сегодня это порядка 32 тыс.

— Сколько было до войны?

— Двести пятьдесят тысяч в агломерации — это Рубежное, Лисичанск и Северодонецк. На пике в Северодонецке было около 140 тысяч, но местных только 110 тысяч, остальные приезжие.

— Затем они уехали дальше на Украину, и вам пришлось весь управленческий контур заново набирать?

— Да. Когда назначают человека в какую-то администрацию, он приходит и есть какой-то коллектив, хороший или плохой, но его можно рассматривать по персоналиям, кого-то менять, кого-то усиливать, кого-то поднимать, подгружать функциями. А когда ты приходишь и тебе дают всего двух замов, ты начинаешь работать в разрушенном здании, в котором, кстати, тоже были установлены вэсэушниками мины, чтобы зашла администрация и подорвалась, я оцениваю это как даже не нулевую отметку, а чуть ниже, как минусовую отметку.

— Не было людей, которые знают «землю»?

— Пришлось для наведения порядка набирать людей практически с улицы. И было определенное недоверие, страх, но мы это переломили. Сегодня мы обычные функции администрации выполняем плюс дополнительные, которых нет в других городах. Например, выплата компенсаций за потерянное жилье. Организация паспортизации. Выплаты за потерянное имущество. И восстановительные работы, масштаб которых ни один город ЛНР сегодня не переживает. Организация маневренного фонда, работа с подрядчиками, вскрытие брошенных квартир, для того чтобы они туда зашли. Это рутинная работа, которая забирает очень много времени.

Потребности людей

— Насколько все коррелирует с ситуацией на фронте, он же тут в семи километрах? Восстановление, заход подрядчиков, инвестиции?

— Так вот, история: подрядчик зашел, открыл офис, начали ремонт, восстановление жилого фонда. Потом они временно вышли из-за наступления, и в один из объектов восстановления, это как раз офис Минстроя, который здесь быстро был организован, прилетело четыре «хаймарса».

— То есть не просто двигался фронт, а и в город сюда прилетало сильно?

— Конечно. Причем били они точечно. Мы даже взяли определенную паузу, не подсвечивали те успехи, которых нам удавалось достичь. Например, запустили водозабор — мы об этом не говорили.

Получили коммунальную технику — мы об этом тоже перестали говорить. Потому что была ситуация: мы получили технику, прошло несколько дней, и муниципальное предприятие тоже получило несколько «хаймарсов», мы потеряли там несколько единиц техники. Они это отслеживали.

Дошло до того, что мы открыли социальную столовую, волонтеры готовили пищу и порядка двух с половиной тысяч человек кормили горячими обедами, когда не было еще газа, электроэнергии и люди готовили на кострах. Организовали эту историю в брошенном кафе. И ночью туда четыре «хаймарса» влетело, все это они разбили.

— То есть они били не по военным?

— Да нет, гражданская инфраструктура. Точечные такие вещи, кто-то передавал координаты, связь тогда появилась, и туда прилетало.

— Есть планы по числу жителей, которые должны вернуться и жить в восстановленном городе?

— Мы сегодня с московским институтом разрабатываем так называемый мастер-план и параллельно делаем генплан. Пока остановились на цифре до 80 тысяч.

— То есть не вернется всего 30 тысяч человек? Не верится.

— По нашим данным, определенный процент, который выехал на территорию Украины, сегодня вернуться хочет, потому что они там себе применения не находят. Но, к сожалению, граница на замке, а если это мужское население, то, как только он появится в официальных органах, на границе, он получит повестку. Какими-то окольными путями, наверное, через Европу, через Белоруссию можно попасть, но это сложно.

— Возможно, будет приток жителей из Рубежного и Лисичанска, в которых ситуация с восстановлением идет медленнее?

— Сегодня мы первый город в районе, который начал восстанавливаться. Искренне огромные слова благодарности Минстрою России, как бы там ни было тяжело, какие-то запреты, опасения, они пошли на этот риск и начали восстанавливать. Приехали подрядчики из многих городов РФ — здесь работают из Ульяновска, и ростовчане, и Воронеж, здесь работает Чечня, работают ингуши, Москва, Петербург, Пермь. Боюсь кого-то обидеть и не упомянуть.

Понятно, что они привезли своих специалистов, но с увеличением объемов строительства начал чувствоваться кадровый голод. В первую очередь нужны разнорабочие, затем узкие специалисты, инженерно-технический персонал. И первые, кто откликнулся, — это Лисичанск и рубежане, начали к нам приезжать рабочие бригады. На каком-то этапе вернулись местные, которые временно выезжали, ведь появилось жилье, восстановлены вода, свет, тепло.

Я присутствовал на школьном КВН, и дети пошутили, что работы в городе, кроме рынка и стройки, нет. Это было год назад. Я понимаю ситуацию, но все же стройка в родном городе — это хорошо. Стройка всегда была двигателем прогресса, это средства, которые заходят, это покупка стройматериалов и просто получение зарплат...

— Дальше раскручивается потребительский сектор.

— Да. Вначале появились продуктовые магазины, потом фастфуды, людей надо было кормить. Стройка потянула за собой развитие малого и среднего бизнеса.

Это еще первые зародыши. Бизнес в Северодонецке всегда был очень серьезный, высокотехнологичный. Здесь работало предприятие «Азот» (одно из крупнейших предприятий химической промышленности Восточной Европы, специализировалось на выпуске аммиака, азотной кислоты, удобрений и продуктов органического синтеза. Еще с 2000-х сокращало объем производства и загруженных мощностей. — «Монокль»). Химические производства, начиная с бытовых вещей — очистители и так далее — и заканчивая сложными технологиями. До этого мы еще не дошли, потому что очень высокая степень разрушения территорий, где базировался малый и средний бизнес, — это зона, которая перед «Азотом», в сторону Лисичанска.

— Поползли слухи, что «Азот» едва ли не запустился уже.

— Сегодня идет процесс оформления захода управляющей компании, пока говорить о чем-то конкретном рано. Но процесс идет, хотя и тяжеловато. Часть коллектива «Азота» удалось сохранить, порядка 500 человек, благодаря проекту, который работал у нас в ЛНР. Это работы временного характера: они получали зарплату, разгребали завалы, охраняли предприятие. Сегодня их меньше, потому что некоторые уже разошлись по действующим предприятиям, где-то порядка 350 человек ждут своего часа.

Степень разрушения завода некритичная, то есть он может быть восстановлен, может работать.

Будущее города

— Сначала Северодонецк был промышленным городом, потом стал административно-военным, а каким он станет в будущем?

— Я не хочу показаться глубоко отставшим от жизни мечтателем из Советского Союза, но каким город предки создавали, таким он должен быть. Это был определенный симбиоз: промышленность, интеллигенция. Здесь есть колледж культуры, театр, два крупных ДК. вуз, который готовил инженеров машиностроителей, инженеров-электронщиков, инженеров-химиков. То есть это и культурный кластер, и технический кластер. К этой модели и надо возвращаться.

— Нет опасений, что инвесторы не потянутся сюда? А без инвесторов большие предприятия не сделать.

— Риски всегда есть. В прошлом октябре мы уже видели, как все бывает. Я человек верующий, а один из самых страшных грехов — это уныние. Но тогда я был на грани. Я приехал в Москву, в Кремль, тогда подписывалось соглашение о вступлении ЛНР в Россию. К слову, несмотря на сложную военную ситуацию, наши жители смело шли на референдум: у нас более 95 процентов за присоединение к России.

Я, с одной стороны, радовался, а с другой стороны, у меня были серьезные опасения: ушел подрядчик, ушли строители, я очень переживал. Но Господь все управил, подрядчики вернулись, сегодня мы все восстанавливаем, я думаю, что темпы будут наращиваться.

— Нет ли страха, что большой город может в итоге все же не вернуться к жизни, если не вернется определенная доля населения? Это же не только вопрос тепла и энергии, но и общественные пространства, парки, молодежная среда…

— Это очень правильный вопрос. Мы изучаем динамику обращений граждан, ее можно наложить на потребности. На определенном этапе сто процентов обращений граждан были «восстановите наше жилье». Потом процентовка начала меняться, и мне было очень приятно, когда появились потребности в школах, в клубах, и самое интересное то, о чем вы говорите: когда я увидел, что есть сегодня заявки на организацию общественного пространства, то есть парков.

Люди начали писать: «Мы вернулись, а негде гулять», — несмотря на комендантский час, который у нас с девяти часов вечера. И поэтому мы начали, даже несмотря на близость к прифронтовой зоне, обустраивать несколько таких локаций. Люди туда выходят, играют в волейбол, в футбол. Это признаки оживления.

Начиная с весны люди начали активнее возвращаться. Закончился учебный год, где-то, например в Новоайдаре, ребенок закончил учебу, и семья вернулась в Северодонецк, поскольку здесь отремонтировали школу.

На сегодняшний день есть еще сдерживающий фактор — это детские сады. У нас ведь сегодня образование, к сожалению, в дистанционном режиме из-за близости к линии фронта.

В школу дети приходят, но у нас нет интернета, нет связи. Наша дистанционка отличается от других городов, где можно задание при нормальных условиях получить через интернет, выполнить и отправить. У нас же ребенок должен прийти в школу, получить задание на бумажном носителе, консультацию учителя, вернуться домой, выполнить и отнести обратно в школу.

Организовать дистанционную работу в детском саду — ну, это, понимаете… сложно. Хотя восстановленные нами детские сады проводят кратковременные группы на час, на два, для того чтобы с детьми заниматься.

Но это сдерживает рынок труда. Я с молодыми мамами разговариваю и они говорят: «Мы готовы, мы очень хотим выйти на работу», — и работа есть. Например, у нас открывается казначейство, банк, медицина требует кадры. Но необходимость постоянно быть с детьми связывает по рукам и ногам.

— А почему не подключить телефоны стационарные?

— Они начинают работать. Но от них отвыкли, «анахронизм», убрали из квартир. Телефонная компания не справляется с заказами. Плюс поврежденные сети, кабели, разрушенные колодцы.

Огромную работу ведут, но еще больше нам всем предстоит сделать.