— В последние месяцы индекс промпроизводства у нас очень сильно просел. По данным Росстата, в декабре 2024 года был рост на 8,2 процента к соответствующему периоду 2023-го, в январе этого года рост на 2,2 процента, в феврале на 0,2 процента, в марте на 0,8 процента. Это означает, что по тренду (в сопоставимых ценах с сезонной коррекцией. — «Монокль») мы в первом квартале относительно четвертого довольно существенно просели.

В декабре 2024 года был очень большой скачок, связанный с тем, что в последние годы на декабрь приходится значительная, причем увеличивающаяся, часть промышленного производства. Поэтому в последующие месяцы тренд показывает снижение. Из-за этого в целом ситуация сейчас не очень определенная: мы видим провал в январе, потом очень небольшой отскок, но уже до значительно меньшего уровня, чем в декабре. Такая неустойчивая динамика связана с секторами, где преобладают производства оборонно-промышленного комплекса.

Если же смотреть на сектора с чисто гражданской продукцией, то там тенденцию видно гораздо лучше: скачков там нет, и четко видно, что от стагнации мы перешли к снижению. Причем в состоянии стагнации мы пребывали примерно с середины 2023 года, а сейчас начали ощутимо снижаться. В марте мы достигли минимального с начала 2023 года значения. Уже можно констатировать, что по крайней мере по гражданской продукции первый квартал 2025 года — это первый квартал ощутимого снижения выпуска, если смотреть с устранением сезонности.

— Что привело нас к такому развитию событий?

— Это было ожидаемо: драйверы роста постепенно ослабевали, ограничения нарастали, а денежно-кредитная политика последнего времени стала триггером, который запустил сжатие спроса. Сжатие спроса, как легко можно было спрогнозировать, начало сказываться уже и на динамике производства.

— Как ситуация различается по отраслям? Остались ли еще островки роста?

— Растущих секторов в гражданском сегменте уже практически не осталось. Рост продолжается только в химии и фармацевтике. Однако и там он, хотя все еще ощутимый, но неравномерный. Причем в фармацевтике речь идет не только о производстве для нужд СВО, а о процессах импортозамещения. Прежде всего идет рост производства фармацевтических субстанций — этот сегмент за последние полтора года кратно нарастил объемы производства. В других сегментах фармацевтической отрасли рост тоже наблюдается, хоть и не такой значительный.

Довольно бодрый рост наблюдается в производстве средств защиты растений и в целом в агрохимии. Основные химические производства, в частности производство удобрений, тоже растут, но не так активно. Там потенциальный рост пока сдерживается нехваткой экспортной инфраструктуры. Впрочем, инфраструктура постепенно строится. Сроки постоянно сдвигались, но как раз в 2025 году объекты должны будут вводиться в эксплуатацию, и дальше в этом сегменте можно ожидать роста. Наши удобрения на мировом рынке вполне конкурентоспособны.

Это единственные сегменты, где рост еще сохраняется. В остальных его нет. Даже пищевая промышленность, которая все эти годы росла медленно, но верно, во второй половине 2024 года очень сильно затормозила, а в начале 2025-го даже немного снизилась. С одной стороны, сказалось насыщение рынков, а с другой — не очень хороший урожай прошлого года. Его переработка происходит в конце года и даже в начале следующего, то есть как раз сейчас. Видимо, нельзя сбрасывать со счетов и монопольные эффекты, из-за чего рост номинальных доходов приводит не столько к увеличению предложения, сколько к росту цен (вспомним, что продовольственная инфляция у нас наиболее быстрая). Прошлый год также отметился рекордно низким уловом лососевых рыб. Это произошло не только у нас, но и в мире в целом. И это тоже сказалось на пищевой промышленности.

— А что у нас со средствами производства, то есть с машинами и оборудованием?

— Раньше ситуация по ним была не очень хорошей. Небольшой рост в рамках «поверхностного импортозамещения» отмечен в 2023 году, но и он в 2024-м прекратился. В начале этого года мы уже видим снижение производства машин и оборудования, хоть и небольшое.

Что касается производства автотранспортных средств, то после сильного провала в 2022 году шло восстановление, которое прекратилось в 2024-м, а в начале 2025-го уже началось снижение. С одной стороны, это связано с охлаждения спроса из-за денежно-кредитной политики ЦБ, которая препятствует использованию кредита для покупок. С другой — была очень сложная история с повышением утильсбора. Информация о повышении этого сбора стимулировала крупный завоз импортной техники. И в конце прошлого года скопились запасы, которые давят на рынок. Все это привело к снижению производства в этом сегменте. Причем это затронуло не только автопром, но и производство гражданской спецтехники.

Чего ждет бизнес

— Что в такой сложной ситуации происходит с настроениями в промышленности? Опросы как ИНП РАН, так и ЦБ и Росстата показывают рекордно низкие с марта 2022 года настроения.

— Да, снижение произошло, но в глубокий минус настроения пока не ушли. В марте 2022 года наблюдался очень сильный провал ожиданий, но затем они быстро восстановились и оставались на достаточно высоком уровне. В течение 2024 года шло снижение, и сейчас предпринимательские ожидания находятся на худшем за 30 месяцев уровне. Впрочем, это неудивительно. Откуда взяться хорошим ожиданиям на фоне такой высокой ключевой ставки?

Внешнеполитическая обстановка, в частности переговоры с США, могли кому-то немного добавить позитива, но неизвестно, насколько это серьезно. В то же время более фундаментальные факторы говорят, что прежние драйверы роста исчерпаны, новых не просматривается. В моменте же рекордно жесткая денежно-кредитная политика — и высокие ставки, и продолжительность периода, в течение которого они сохраняются на таком уровне, — оптимизма не внушает. По факту мы боремся с инфляцией ценой экономического роста, и предприниматели это чувствуют.

— Что еще, помимо внешнеполитической ситуации и высокой ключевой ставки, влияет на настроения в промышленности?

— Помимо всего прочего, у нас, похоже, сформировались предпосылки для повышенной волатильности курса рубля. Бизнес это понимает. Еще несколько месяцев назад у нас был более слабый рубль, сейчас вдруг рубль значительно укрепился, но это тоже, скорее всего, ненадолго и впереди нас ждет очередная волна ослабления. Такая ситуация вряд ли радует бизнес: ему нужен предсказуемый рубль, даже не так важно, крепкий или слабый. Важно, чтобы он был стабильным. Стратегию можно подобрать как под слабый, так и под сильный рубль. Непредсказуемость же курса дополнительно ухудшает ожидания.

Драма в инвестициях

— Можете чуть подробнее рассказать о ситуации со спросом?

— Мне представляется, что сейчас бизнес понимает: какого-то активного роста ожидать не приходится. Конечно, есть отдельные сегменты со своими особенностями, но в целом — так. Собственно, вполне официально политика Банка России заключается в том, что сейчас идет активное охлаждение спроса. В борьбе с инфляцией спрос вместе с ростом приносятся в жертву.

— А как обстоит дело с инвестициями?

— Ситуация с инвестициями у нас на самом деле очень интересная. Рассматривать их нужно не на уровне общих цифр последних лет, а в гораздо более глубокой ретроспективе и смотреть на их структуру. Главная драма состоит в том, что общие макроэкономические цифры по инвестициям показывают, что у нас с ними все прекрасно. Что печально, Центральный банк использует эту аргументацию в оправдание очень жесткой денежно-кредитной политики. Глава ЦБ Эльвира Набиуллина и другие сотрудники Центробанка в своих выступлениях как минимум с прошлого года ссылаются на то, что у нас очень высокая инвестиционная активность, опирающаяся на собственные средства, поэтому во временном ужесточении ДКП нет ничего страшного.

На самом деле это некорректный тезис. Потому что если в данных по инвестициям копнуть чуть глубже общих цифр, то легко увидеть, что за внешне благостной картинкой внутри скрывается негативный образ.

С начала СВО за три года инвестиции у нас выросли на 26 процентов. За пять лет до СВО они выросли еще на 22 процента. Итого 54 процента роста, инвестиции выросли в полтора раза! Модернизация экономики идет полным темпом? Нет. Даже если элементарно посмотреть на структуру этих инвестиций с точки зрения видов основных фондов, то мы увидим, что за последние три года почти в два раза (на 85 процентов) выросли инвестиции в объекты интеллектуальной собственности. Это были вынужденные инвестиции, по сути, скорее, расходы, связанные с уходом иностранных вендоров (поставщиков. — «Монокль»). Российскому бизнесу пришлось переключиться на отечественные, в том числе собственные, решения — о модернизации речи не идет. Еще на 44 процента (в физическом выражении) выросли инвестиции в здания и сооружения — во многом это тоже были вынужденные расходы на строительство инфраструктуры, в том числе транспортной инфраструктуры для переориентации поставок. С уверенностью сказать, в какой степени эти расходы были полностью вынужденными, а в какой нет, нельзя, но в любом случае речь идет о бетоне и других стройматериалах, а не о машинах и оборудовании. Между тем именно машины и оборудование определяют технологический уровень производства, а не количество и размеры зданий.

Если же мы посмотрим конкретно на машины и оборудование, то выяснится, что инвестиции в этой сфере у нас в 2022 году снизились на 10 процентов, в 2023-м остались практически теми же и только в 2024-м вернулись на уровень 2021 года. То есть роста там вообще никакого не было. Причем отдельный вопрос заключается в том, насколько качество этих машин и оборудования осталось прежним. Даже если в долларах оно стоит столько же, сейчас это не Германия, а Китай, причем ввезенный, возможно, с наценками за санкционные риски, то есть за те же деньги пришлось купить станок более низкого качества. Соответственно, даже если мы учтем долларовую инфляцию, есть вероятность, что цифры несколько занижены и фактически по итогу этих трех лет мы имели ослабление интенсивности технологической модернизации, а не выход на уровень 2021 года.

— Но, наверное, такого рода особенности инвестиционного процесса были не только в последние три года, но и в предшествующие им пять?

— Да, примерно такой же по масштабам рост инвестиций в предшествующую пятилетку, то есть в 2017‒2021 годах, был восстановительным ростом после спада инвестиций в 2014‒2016-м. Соответственно за период с 2013 по 2021 год мы получили прирост физического объема инвестиций всего лишь на восемь процентов, Самое интересное, если мы потом посмотрим на региональную структуру инвестиций того периода и вычтем из динамики Московскую агломерацию (то есть Москву и Московскую область), то мы получим не плюс восемь, а минус шесть процентов. За вычетом Московской агломерации инвестиции с 2013 по 2021 год в реальном выражении снизились на шесть процентов. Весь этот рост на восемь процентов был связан с активным развитием строительства метро, другой инфраструктуры и частично жилья, которое шло в Московской агломерации, а вся остальная Россия недоинвестировала.

Поэтому, когда мы сравниваем с 2021 годом, не нужно думать, что в этом году мы были на высоком уровне в плане инвестиций. Ничего подобного. У нас тогда уже было недоинвестирование.

— А что с инвестициями в машины и оборудование?

— Инвестиции в машины и оборудование после глубочайшего провала 2015‒2017 годов в 2021 году только-только восстановились до уровня 2013-го. Дальше новый провал, и вот к 2024 году они снова на уровне 2013-го.

То есть нужно говорить не о высоком уровне инвестиционной активности, как это делает ЦБ, а наоборот, о накопившемся масштабном недоинвестировании в технологическую модернизацию. При этом нельзя смотреть на инвестиции в целом. В текущих условиях это не просто малоосмысленное занятие, а контрпродуктивное. Нужно смотреть, что происходит внутри. Внутри же, в технологическое ядро инвестиций — машины и оборудование, все это время было очень существенное недоинвестирование.

Мы еле-еле к 2024 году выползли на уровень 2013-го. Причем это если не принимать в расчет скрытое удорожание машин и оборудования. Так что, возможно, это даже несколько более оптимистическая оценка, не отражающая реальную ситуацию.

— Что происходит с инвестициями в этом году?

— Данных Росстата за первый квартал 2025 года пока нет. Однако мы делаем прогноз значений росстатовского индекса. По нашему прогнозу, индекс Росстата покажет рост инвестиций в первом квартале 2025 года на четыре — четыре с половиной процента. Однако к этой позитивной цифре применимо все то, что я говорил выше. Нужно будет очень аккуратно разбираться, что происходит со структурой инвестиций. Например, по нашей оценке, инвестиции в машины и оборудование в первом квартале покажут сокращение на пять процентов. И мы увидим воспроизведение описанной ситуации.

— Настало время задать главный вопрос. Можно ли уже говорить, что в России началась рецессия? Чтобы обойтись без оговорок про эффект базы, предлагаю дать прогноз сразу в реальном выражении с сезонной коррекцией.

— Формально под рецессией понимают снижение в течение двух кварталов подряд. Пока у нас только один квартал снижения, так что о рецессии говорить еще рано. При этом, правда, у нас есть все предпосылки к тому, что по итогам двух кварталов мы эту самую рецессию увидим.

По тренду во втором квартале мы, скорее всего, получим снижение промышленного производства, потому что будет отрабатываться зажатие спроса, которое пока никуда не делось и продолжится. Уже май, и в лучшем случае хоть какое-то смягчение денежно-кредитной политики, какой-то признак начала разворота мы увидим только к концу второго квартала.

Так что во втором квартале точно будет снижение промпроизводства, весь вопрос в том, насколько сильное. С уверенностью говорить трудно, но я предполагаю, что снижение квартал к кварталу может составить как минимум один процент.

Дальнейшие прогнозы делать очень сложно, так как на ситуацию на этом горизонте влияет множество краткосрочных факторов. Например, непонятно, что будет с ситуацией по нефти, а она занимает очень значительную часть в структуре производства. С одной стороны, мы в рамках соглашения ОПЕК+ собирались сдерживать ее добычу, но ОПЕК сейчас уже увеличивает добычу.

В третьем квартале в лучшем случае будет стагнация. Дальше, если произойдет относительно быстрое смягчение денежно-кредитной политики, это немного развернет ожидания компаний и спрос. И, может быть, к концу года, в четвертом квартале, мы все-таки увидим восстановление потерь второго квартала. Траектория будет примерно такой.

— С этим годом понятно, а есть ли предположения, что будет дальше?

— Дальше могут вмешаться разные ситуативные, но значимые факторы. Например, мы пока не знаем, что будет с урожаем после весенних погодных аномалий, а это определит конец года с точки зрения производства продовольствия. Второй фактор неопределенности — это, конечно, внешняя мировая повестка, в том числе с точки зрения санкций и цен на нефть. Третий, самый значимый фактор — это ситуация в целом в мировой экономике: в США, в Китае и так далее. Она может повлиять на нас через те же самые цены на нефть и в целом через спрос на российский экспорт. Это наиболее значимые факторы для промышленности, но есть и другие. Например, атаки на НПЗ. В прошлом году они повлияли на динамику производства продуктов нефтепереработки.