За длинным столом кофейни — студенты. Некоторые знакомы друг с другом — учатся в одном вузе, другие знакомятся сейчас. Открыты компьютеры, конспекты. На этой неделе — сессия. Все они в воскресенье были на митинге в Москве. Первым из-за стола встает Алексей — высокий, худой. На нем желтый свитер. Он не улыбается, но глаза его улыбаются. Первый вопрос стандартный: «Для чего вы ходили на митинг?»
— Большинство людей знали, зачем они пришли на митинг, и я знал. Меня не устраивает то, что в России — коррупция, а наш председатель правительства не дал никаких объяснений на обвинения в коррупции. Я в курсе происходящих в стране событий. Но для меня многое в фильме («Он вам не Димон». — «Эксперт») стало открытием.
— А до этого вы думали, что живете в стране, где честные чиновники?
— До фильма? Ну, просто понимаете, в чем дело… Я не политический активист, я обычный студент, на то, чтобы самому какие-то акции организовывать, у меня времени нет. И все-таки я понимаю, что это связано с большими рисками — могут задержать.
— Вы боитесь задержания?
— В принципе, не страшно. Но понимаете, я учусь в одном из ведущих университетов, учусь и на военной кафедре, и там будут не в восторге, если узнают, что я был на митинге.
— Вы учитесь на военной кафедре. Вы готовы когда-нибудь защитить родину?
— Если потребуется. В случае военного нападения на страну.
— А если нападающие захотят принести вам идеи демократии и освободить от коррупции?
— Не знаю… Я, наверное, считаю, что в любом случае у нашей страны есть суверенитет и никто не в праве в него вмешиваться. Свои проблемы мы решим сами.
— Если бы вы не посмотрели фильм Навального о Медведеве, вы бы пришли на митинг?
— Да.
— Может, благодаря несовершенству системы у вас в будущем у самого появится шанс обогатиться, какого совершенная система не даст.
— По-моему, у меня есть какие-то ценности. Демократические. Кроме того, что я хочу вкусно есть и мягко спать, я еще хочу стать хорошим человеком. Хороший человек, по крайней мере, не ворует. Кажется, так. Мне хочется зарабатывать своей головой, для этого я поступил в университет. Есть еще вариант убежать от всех этих рисков за границу, но, на самом деле, я люблю свою страну. Людей, которые здесь живут.
— Если бы на митинг против коррупции призывал другой человек, не Навальный, вы бы пошли?
— Скорее всего да.
— Вы думаете, проблему коррупции можно решить революционным путем?
— Нет. Революция никому не нужна. Как показывает исторический опыт, после силовой смены политического режима все становится еще хуже. К власти приходят люди гораздо более жестокие и алчные. В России сейчас не может быть революции. Все-таки риски от того, что ты политически активен выше, и у людей есть еще какие-то доходы.
— Вы боялись ОМОНа?
— Нет, все случаи задержания я видел только в интернете. Находясь там, ни одного случая сам не видел. Видел, как сворачивали людей, которые держали плакаты. ОМОН — ну точно мне не враги. Такие же люди, просто у них есть приказ в этот час стоять на площади. Я, в принципе, был рад, что они там. Когда собирается такая большая толпа и у нее нет лидера, нет четкого понимания, что за чем будет происходить, риск беспорядков высокий. Студентов и детей никто не выводил. Мы сами пришли. Нам уже тошно от ура-патриотических лозунгов, мы не видим перспектив, и самые лучшие из нас думают о том, чтобы уехать за рубеж.
— Мне показалось, что вы тоже патриот.
— Ну да. Но почему каждый день от тех, кого обвиняют в коррупции, я слышу о том, что нужно любить свою страну? Я это и сам знаю. Мне эти слова напоминают лишь о цинизме этих людей.
— Кто из политиков вам не нравится?
— Медведев, Чайка.
— Это всё фигуранты кино Навального. А еще кто?
— А я телевизор, честно говоря, не смотрю. А из моего ближайшего окружения никто телевизор и не смотрит.
— Кем вы хотите стать?
— Я думаю о работе в инвестиционном банке или консалтинге.
— Что вы знаете о Навальном?
— Он политик, блогер, юрист по образованию. У него есть опыт в сфере защиты прав. Его обвиняли, что он совершил какую-то сделку незаконно, но, мне кажется, это просто политическое дело.
— А если бы вы узнали, что обвинения соответствуют действительности?
— Тогда бы мое отношение поменялось. А как можно верить преступнику? Я лично не хочу, чтобы воровали.
Настя
Присев за мой столик, гладко причесанная Настя отодвигается на стуле от стола. В вырезе рубашки поблескивает золотой крестик. Она выглядит как человек, которого вот только что сильно что-то возмутило, и от этого она готова заплакать или, наоборот, заставить заплакать кого-то другого.
— Мы приехали на «Белорусскую» и решили, что пройдем полный путь. Нам не хотелось проблем, и мы решили идти без символики, без российских флагов, просто физически присутствовать.
— Почему в качестве символики вы рассматривали российский флаг?
— А мы не шли против власти. Мы шли против ситуации, которая сегодня в стране сложилась. Мы не шли за Навального, мы шли за отставку тех лиц, которые себя дискредитировали.
— Опишите свой город.
— Там нищета страшная, там люди работают за двенадцать тысяч рублей и не видят света белого. Регион не развивается никак. Я там выросла, там нет элементарного движения вперед. Если у тебя нет связей, то ты никуда не устроишься. В моем классе я единственная ездила за границу. На море только трое ездили. Моя мама — кандидат медицинских наук, получала зарплату тринадцать тысяч рублей.
— Ваша семья испытывала финансовые трудности?
— Нет-нет! Папа у меня достаточно обеспеченный. Но я же видела, что люди могут себе позволить только один раз в месяц выйти в кино, и это для них праздник! Они светятся счастьем! И когда на Новый год детям этот стандартный набор подарков раздают, все счастливы, потому что сами не могут себе этого позволить. А бабушки, для того чтобы купить лекарство на двадцать рублей дешевле, готовы ехать на трамвае в другой конец города. В Европе старики путешествуют, а наши только Первый канал смотрят. «Пусть говорят».
— А вы не смотрите?
— Ну, про Диану Шурыгину и я посмотрела. Это просто треш, зачем приглашать всех этих людей, у которых на лице написано: интеллекта ноль. Они спорят о своих грязных делах, которые не должны выноситься за пределы семьи.
— Но это смотрит больше количество людей.
— Интеллект среднего россиянина.
— От чего же вы хотите освободить среднего россиянина, у которого столь невысокий интеллект?
— Нужно повышать уровень образованности. Во всем мире есть такие передачи, рассчитанные на свою аудиторию, но не в прайм-тайм на центральном телевидении. Это разжижает мозг. И если повторять такую картинку раз за разом, все начинают верить: ой, все русские такие. Я иногда смотрю «Вести-24», но меня хватает на пять минут. Неинтересно в десятый раз слушать, что на Украине все воруют, а Сирию опять бомбят.
— А про что вы хотите слушать?
— У нас в стране ничего не творится? Почему нам говорят, что мы должны радоваться присоединению Крыма?
— Вы против присоединения?
— Мне все равно. Честно, мне абсолютно плевать на то, что там происходит. Но пытаются восстанавливать какую-то военную мощь России, армия раздутая.
— Правильно ли я понимаю, вы говорите, что вы за лучшее будущее страны, но не хотите, чтобы она имела военный потенциал?
— Зачем такое количество людей с оружием, которые не создают ВВП?
— Например, на случай войны.
— Не думаю, что со штыками кто-то будет бежать. Бомбы сбросят, и всё.
— На Украине и в Сирии и сегодня бегают с автоматами.
— И это показывает свою неэффективность.
— Война вообще неэффективна. На что бы вы хотели потратить сэкономленные деньги?
— На развитие здравоохранения и технологий. Мы сильно отстаем в этом плане. У нас все сосредоточено на маленьком пятачке.
— Откуда вы получаете информацию?
— РБК, «Медуза».
— Навальный ваш лидер?
— Нет. Не вижу в нем будущее нашей политики. Я бы не хотела за него голосовать. Но за неимением альтернатив придется. Я прочитала его программу, там общие фразы, в ней нет интересных моментов.
— Какой бы интересный момент вы включили в его программу?
— Сделать медицинские услуги платными.
— Вы не думаете, что его за это возненавидит огромное количество россиян?
— Пусть установят какие-то пороговые данные. Просто бесплатная медицина и образование не будут развиваться. Персонал не мотивирован никак. Главное — объяснить зачем.
— Вы совершили в жизни какой-нибудь важный поступок?
— Чего-то большого — нет.
— Вы хотели бы совершить поступок?
— Я много думала о том, что буду делать, когда закончу учиться. Может быть, вернуться в свой регион с командой и что-то начать там делать?
— И это будет поступок?
— Представляете, не остаться в Москве и не свалить из России?
— Одиночкой вы не рискнули бы протестовать?
— Нет.
— А если бы вас было пять?
— Нет. От тысячи. Тогда бы я присоединилась.
— Как вы относитесь к тому, что митинг был согласован в Сокольниках?
— Ну… Навальный говорил — бла-бла-бла… Но понятное дело, что Сокольники не привлекли бы столько внимания. Он хотел быть в самом центре столицы, поближе к Кремлю.
Варя
Студентка Варя сонно щурится. Спрашивает, заметила ли я, какой за моей спиной пошел снег. Следующий вопрос — может ли она рассчитывать на анонимность. По ее сосредоточенности видно: она тщательно готовится ко всему и наверняка подготовилась даже к этому интервью.
— Прямо все начинать рассказывать? Я не из Москвы и, пока училась в школе, у меня не было возможности ходить на митинги. На первом курсе я ходила на Немцова — марш по поводу его смерти. И на ряд других мероприятий в поддержку Навального. Сейчас я пошла, чтобы поддержать те идеи, которые считаю правильными. Это свободная страна… Все время хочется сказать «свободная Россия», но есть такая партия, и эти слова прозвучат неуместно. Свобода слова, сменяемость власти.
— Вы не можете говорить того, что хотите?
— Я могу. Но вот мне так повезло, что я могу. Но я знаю ребят из других университетов, которые не могут. Не хотят вылетать из университета. Мы же все знаем историю брянского школьника, который репостнул запись Навального про митинг, и его забрала с уроков полиция.
— Вы читали программу Навального?
— Моя идея в том, что я не за Навального. Я против текущего положения дел.
— Откуда вы получаете основную информацию?
— «Дождь». «Медуза». У меня нет телевизора, но у родителей, когда я приезжаю, целыми сутками смотрю «Дождь».
— Опишите город, в котором живете.
— Там есть одно большое государственное предприятие, на нем работает семьдесят процентов населения. На этом предприятии поддерживают «Единую Россию». Я не знаю, это в форме советов или указаний им говорят поддерживать партию. Но иначе не получишь повышения. Люди живут хорошо. За счет того, что предприятие спонсируется государством.
— И отчего же вы возмущаетесь?
— Но мы же не за себя. Мы за справедливость. За народ, который ущемляют. Я предвкушала вопрос: «А чем лично тебя задевает ситуация?» Наверное, лично я не попадала в какие-то такие ситуации.
— То есть вы за народ, потому что вы своих людей любите?
— Лю-би-те?
— Ну да, любите.
— Нет. Наверное, у вас какое-то неверное впечатление… сейчас сформулирую. Если я знаю, что кого-то посадили за репост в соцсетях, то мне не надо знать подробностей об этом человеке. Все равно так не должны поступать. Любите — глагол какой-то… Я борюсь за справедливость.
— Она — большая ценность, чем люди?
— Я думаю, да. Я не езжу в детские дома. Возможно, я хотела бы, но я этого не делаю.
— То есть в справедливости вы видите самоцель?
— Ну, давайте назовем это так…
— Давайте назовем это так, как вы считаете правильным.
— Из моих утверждений лишь следует, что я хочу справедливости для всех людей мира. Потому что так жить яснее и проще.
— Вы хотите справедливости, чтобы лично вам было жить яснее и проще?
— Да.
— Это эгоизм?
— Все люди эгоисты.
— Вы выходили на митинг из эгоистических побуждений?
— Если бы я не вышла на митинг, я бы потом себя корила за то, что не сделала того, что была должна. Я бы страдала, и чтобы не страдать от самопожирания, я пошла. Я считаю, что люди именно поэтому помогают детям, в противном случае они бы себя корили. Никто не делает ничего просто так. Нет?
— Чем вам не нравится Медведев?
— Он разонравился мне буквально месяц назад, до этого я относилась к нему нейтрально.
— А если бы вам показали фильм такой же, но про Навального?
— Если бы его показали на Первом, я бы не поверила. А если бы СМИ, которому я доверяю, я бы поверила. Я бы послушала, что на это ответит Навальный. Может, это ошибка в каком-то документе.
— А если Медведев скажет, что это ошибка в каком-то документе?
— Но вы же сами видите, что сейчас никто ничего не проверяет. Все доверяют источникам, которые считают авторитетными. Вот в фильме Навального было приложение — прикреплен архив документов. Девяносто процентов тех, кто видел фильм, эти документы не смотрели.
— Кто еще вам не нравится?
— Чайка. Лавров.
— Назовите, пожалуйста, промахи Лаврова в международной политике.
— Ну… Я слежу за ним, но в целом, я просто делаю вывод и запоминаю этот вывод. Но не запоминаю, что сделал. Но в целом по нашей международной политике о нем можно сделать вывод.
Евгений
Евгений заходит со снежной улицы вместе с Константином. Выглядит замерзшим. Отряхивает от снега верхнюю одежду. Хочет уступить очередь на интервью Дмитрию, но тот уже погружается в ноутбук за соседним столиком.
— Нельзя было остаться дома, — отвечает он на стандартный вопрос. — Ну как-то надо за будущее бороться. Я — студент достаточно известного вуза, мое направление — экономическое. Но крупные российские и международные компании начиная с четырнадцатого года закрывались и уходили из России. А они — наше потенциальное место работы. Надо с этим как-то бороться. Еще одних девяностых или революции наша страна не переживет. У нас уже кризис, и это сложно отрицать. У нас положение не плохое, оно никакое. «Отрицательный рост» — что это вообще такое?
— А как вы понимаете это словосочетание?
— Ну, вообще, это падение.
— Вы боитесь, что, окончив вуз, не сможете найти работу?
— Нет, найти работу я, конечно, смогу. Но нужно, чтобы задавались стандарты внутри страны. Кроме того, я большой противник централизации. Я приехал в Москву учиться из Краснодарского края. Это крупный регион, там большой потенциал развития, и люди трудолюбивые. Но потенциал убивается, потому что не происходит перераспределения налогов, идеи не конкурируют.
— Откуда вы об этом знаете?
— Я сам наблюдаю, читаю сводки.
— Вы думаете, если все будет идти, как идет, то это снизит ваши личные перспективы?
— Конечно. И это — в первую очередь. Хотя я люблю свою страну. Очень сильно люблю. Но я двояко вижу свое будущее: либо я заканчиваю университет и уезжаю за границу, а многие собираются так сделать, и тогда половина высококвалифицированных кадров в ближайшие пять лет уедет из России…
— Либо?
— Либо в другой момент я думаю, может, что-то поменяется, потому что я хочу остаться в своей стране. Я бы пошел в какие-нибудь управленцы региональные. Мог бы вернуться на родину и там попробовать свои силы в улучшении региона.
— И воскресный митинг вам помог приблизиться к этим целям?
— Да, конечно. Сейчас уже наступил какой-то этап разочарования — после митинга уже несколько дней прошло, но ничего не изменилось. И, может, изменения, наоборот, будут в обратную сторону — в сторону ужесточений.
— Пережила ли страна за последние годы вызовы?
— Внешнеполитические? Которые мы сами себе устроили? Меня все устраивало, что происходит, когда я получал информацию из телевизора, а потом, когда произошли события на Украине, я понял, что это коренной перелом.
— Вы считаете, что Черноморский флот должен был уйти из Крыма?
— Это сложный вопрос.
— У вас два варианта: либо уходит, либо остается.
— Я, возможно, решил бы, что остается. Но я бы не стал присоединять Крым. Да, на Украине была революция… Но всегда так — даже на митинге были не очень адекватные ребята. Не все, конечно, но были супернеадекватные. Они просто приходят, ловят поток и начинается мош. Друг друга толкают, как на концертах. Просто люди получают от этого удовольствие… Но мне все же моя страна важнее, чем Украина.
— Вы волновались на митинге?
— Конечно волновался. Жестокости у нашей полиции не отнимать. Когда видишь, как десять человек, которые выглядят будто солдаты будущего, хватают одного и бьют, то ты ничего не понимаешь. Мне не нравится, когда говорят, что мы вышли за политические амбиции Навального. Нет, люди вышли, чтобы спросить с власти ответа.
— Вы лично сталкиваетесь с тем ужасом, который происходит в нашей стране?
— Я пытаюсь взаимодействовать с властью, чтобы она хотя бы зацементировала дыры на дорогах, и постоянно получаю ответы: нет, нет, нет.
— Если вы будете знать, что на следующем митинге вас побьют, вы пойдете?
— Ради чего-то можно и пойти.
— А если вы будете знать, что вас исключат из вуза?
— Не исключат. Есть же какие-то оплоты здравого смысла.
Константин
Константин включает диктофон. Он хочет потом прослушать интервью, которое дал, и оценить свои риторические навыки. Его волосы прилизаны. Он напоминает честного крестьянина, который на волне исторической стихии поднялся до высот, на которых его предки никогда не были.
— Я сомневался, идти мне на митинг или нет. Просто у меня сессия на этой неделе, и был высокий риск поддаться толпе, начать кричать лозунги, просто попасть случайным прохожим, чтобы тебя загрузили в автозак.
— То есть вы боялись, что не успеете подготовиться к экзаменам?
— Да, это было бы неприятно, это бы выступило каким-то деморализующим фактором перед сессией.
— А вы бы не чувствовали себя героем?
— Почему?
— Вы пошли за идею и отстояли ее в заключении?
— Ну и что и кому я этим доказал? Никому лучше или хуже от этого не стало. Я ходил туда ради интереса. Я недавно в Москве, и чтобы потом не сказали, что там никого не было. Я был, значит, митинг был
— Какие из провозглашаемых на митинге идей были вам близки?
— Там были лозунги «Он вам не Димон»… А вы разве не смотрели этот фильм? Вы тогда должны помнить, что эту фразу сказала пресс-секретарь Медведева. Скандировали название фильма, удачный слоган на мой взгляд. Другой — «Мы против коррупции!». И все, в принципе, близки к истине.
— Против чего протестовали?
— Против своего будущего. Я понимаю, что скоро попаду в эту систему, а я не хочу быть ее частью. С этой системой сейчас сталкиваются мои родители, а я напрямую — никак. Но не уверен, что буду в будущем. Например, моя практика рабочая в Госдуме… Я полтора-два месяца работал там помощником депутата, обрабатывал запросы граждан. И мои личные выводы неутешительны. Ситуации, которые у людей складывались, были сами по себе неприемлемы. Они должны были разрешиться сами собой, без привлечения третьих лиц. Однако этого не происходило, люди лишены рычага давления на власть. А вам эти несовершенства не очевидны? Да, я студент и учусь без проблем, получаю все, что может дать система образования.
— Кем хотите работать?
— Хочу обрести финансовую независимость, поработав наемным рабочим, а потом, когда придет опыт, начать свое дело.
— Допустим, избирают Навального. Коррупция побеждена?
— Нет, победа над коррупцией — очень долгая работа, особенно в нашей стране. Нужно планомерно работать, пока у людей не искоренится чувство, что можно что-то своровать.
— Кем вы мечтали быть в детстве?
— Интересный вопрос. Я об этом никогда не задумывался. Играл в футбол и, возможно, хотел стать футболистом, но никогда у меня не было желания стать космонавтом или пожарным. Всегда хотел стать только тем, кто не будет работать на благо общества, а только на благо себя.
— Не на благо общества?
— Да, не на благо общества. Возможно, я индивидуалист и считаю, что если я никому не делаю плохого, то никому от этого плохо не становится.
— А вы разве не на благо общества ходили на митинг?
— На благо себя и моей семьи.
— А почему не хотите ничего делать на благо общества?
— Я никому ничего не должен. Я хочу помочь не кому-то, а себе лично.
— Почему?
— Потому что это поможет мне в будущем жить так, как я хочу, а другие должны придерживаться таких же принципов.
— А если другие слабее вас и вы можете им помочь?
— Я думаю, что это интересный вопрос, поскольку я об этом не думал. Если я должен кому-то помогать, и должен на сто процентов, и человек сам не справится, тогда придется включать какие-то альтруистические свои наклонности. Наверное, я все-таки человеку помогу. Но не потому, что ему будет лучше, а потому что мне будет хуже от того, что не помог. Когда человек делает что-то, он делает это в первую очередь для себя. Мысль понятна?
— А если вам будет комфортно от того, что не помогли, но человеку так же больно?
— Я не знаю. Если мне будет безразлично, но я буду знать, что ему плохо, его ощущения в любом случае на мне скажутся. Но я помогу только потому, что на мне скажутся.
— Есть люди сильные, есть слабые, есть старики, есть бедные, есть дети.
— А зачем мне о них думать?
— Чтобы облегчить их жизнь?
— Вы ударились в морально-этические стороны этого вопроса.
— А этика и мораль не присутствуют во всей жизни человека?
— Я не понимаю, о чем мы сейчас говорим. Это близко к теме? Вы говорите о таких вещах, которые никуда не денутся, и с ними придется уживаться.
— Но вот мы на вашем примере видим, что деваются.
— Потому что я убрал их из своего поля зрения.
— Вам нравится Навальный?
— Я не могу сказать ничего определенного, поскольку не имею достаточно информации.
— Вы готовы погибнуть за родину?
— За родину — нет, за семью — да.
— То есть только в пределах своего дома?
— Да.
— А за что погибали солдаты Великой Отечественной?
— У них были другие представления о светлом будущем. Я хочу светлого будущего для себя, а не для всей страны. Я просто не понимаю привязывания конкретного человека к какой-то стране.
Интервью закончено. Мой диктофон — выключен. Константин, не выключая своего, ставит локти на стол, приближаясь ко мне, и спрашивает, почему я так удивлена тем фактом, что он не хочет никому помогать. Внимательно слушает, недоверчиво улыбается, задает уточняющие вопросы. Когда-нибудь он прослушает их и мои ответы — чтобы оценить навыки своей устной речи. Они уходят вдвоем — с Евгением. Снег позднего марта продолжает валить хлопьями. Евгений пригибается, защищаясь от ветра. А потом они исчезают из виду, скрывшись в снежном вале, словно уйдя в будущее, против одного из вариантов которого они мирно протестовали несколько дней назад.
