Кроме того, за последние тридцать лет население области сократилось почти на 400 тысяч человек. А в полумертвых деревнях продолжают разрушаться храмы и усадьбы, построенные когда-то лучшими русскими архитекторами. На их восстановление у государства нет ни кадров, ни денег, ни желания.

Но, бывает, жизнь возвращается в заброшенные тверские деревеньки. «Эксперт» поездил по местам, которые даже местные считают глушью, и убедился: деревня, пусть и еле живая, ждет новых обитателей. И ей есть чем их встретить.

Глядишь, туристы решат купить здесь участок и осесть, поначалу на лето, а затем и на постоянной основе. И оживут деревеньки. Возможности удаленной работы делают такой сценарий вполне вероятным

Сокровища Российской империи

Расстояние от уездного города Торжка до Твери — примерно 60 километров. Налево — Санкт-Петербург, направо — Москва. А посередине, между ними, — зеленый безбрежный океан, в глубине которого таятся несметные культурные богатства, без преувеличения, мировой значимости.

В мае 2023 года центр Торжка вместе с останками окрестных усадеб да некоторыми церквями был включен в предварительный список объектов Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО. Если не вмешается политика, у Торжка есть все шансы этим объектом стать. И получить вместе со статусом внимание, престиж и приоритетное государственное финансирование.

Это значит, что памятники великой эпохи — те, которые каким-то чудом дожили до наших дней, — получат шанс на реставрацию. А регион обретет стимул для привлечения людей. Восхитившись красотами, сперва они станут дачниками, а затем, возможно, останутся.

Однако новость о Торжке и ЮНЕСКО прошла мимо уха обывателя. Возможно, аббревиатуры западных институций больше не цепляют внимание. Впрочем, правда и в другом: мы и сами не подозреваем, какие сокровища зарастают лесами в тверской глуши.

«Для меня Москва и Питер — окрестности Торжка», — шутит Денис Ивлев, историк и местный краевед. Фонд «Белый ирис», который занимается сохранением древних памятников и приглашает журналистов и блогеров на экскурсию по тверским красотам в рамках проекта «Шедевры русского села» при поддержке Фонда президентских грантов, попросил его рассказать об этих местах.

Как и большинство его сверстников, родившихся в Тверской области, Денис уехал в большой город — учиться, а затем работать. Но вернулся: сейчас он живет в Вышнем Волочке, это в 70 километрах от Торжка.

«В Москве тяжело жить, — рассказывает Денис. — По душе мне больше Питер. А вернулся потому, что отсюда мне удобно добираться до обеих столиц и до архивов. Три часа туда, три обратно. Нужно в архив в Новгороде — пожалуйста».

Государева дорога

Старинные усадьбы, величественные церкви, потрясающая природа с живописными холмами и реками, обилие легенд — у этих мест есть все, считает Денис. Пусть даже церкви эти и усадьбы порой представляют собой печальное зрелище. «Туристический потенциал огромен. Приди, вложи деньги — и ты получишь отдачу очень быстро», — говорит Денис.

Жизнь здесь всегда била ключом благодаря выгодному географическому положению. Когда-то по местным рекам проходил водный путь, который, как считают историки, древнее знаменитого маршрута из варяг в греки. Позже через эти земли пролегал императорский тракт, связавший две столицы. И везде были люди, а на местные ярмарки по осени каждые выходные съезжалось по десять тысяч человек.

Эти места в XVIII веке облюбовала русская знать. Их привлекала выгодная логистика и красивые пейзажи. Именитые дворяне строили на тверской земле усадьбы, прекраснейшие церкви, которые не уступали столичным ни по размерам, ни по богатству убранства. Эдакая Рублевка XVIII века.

Когда смотришь на полуразрушенный огромный храм, построенный когда-то помещиком для своих крепостных, невольно думаешь: как же так вышло, что все это пришло в упадок?

Дорога стала для этих земель и благом, и проклятьем.

Путешествовали в ту пору на лошадях. Каждые несколько верст им был нужен отдых, а путникам — место, где можно и самим поесть, и лошадей покормить, подковать либо поменять на свежих. Учитывая, что по дороге ездили и цари, можно представить, какой толчок это давало местной экономике.

Например, Дарья Пожарская, дочь местного трактирщика, благодаря фирменному рецепту котлет прославилась и стала желанной гостьей в столичных салонах. Отведать знаменитых пожарских котлеток заезжали императоры, блюдо увековечил в своем творчестве Александр Пушкин.

Разбогатев на котлетах, Дарья решила перестроить деревянное здание трактира и вложила все средства в новое, каменное здание: оно живо до сих пор. Для гостиницы были закуплены самые дорогие предметы интерьера, какие только можно было купить в России того времени. А спустя некоторое время, в 1851 году, была построена Николаевская железная дорога… в объезд Торжка. Некогда процветающему бизнесу пришел конец. Умерла Пожарская в нищете.

Сейчас две столицы связывает прекрасная трасса. Но машины устают не так быстро, как лошади: им не нужны постоялые дворы в таком количестве. Вот и получается, что большую часть пути за окном — леса да поля.

По этим дорогам в основном уезжают: Москва и Санкт-Петербург высасывают из тверской земли людей, вздыхает Денис Ивлев.

При этом сам Торжок, вопреки ожиданиям, не производит впечатление депрессивного города: здесь есть производства, учебные заведения, уютные рестораны и современные гостиницы. Все есть, чтобы стать туристической Меккой, и добраться удобно. Тем удивительнее, что большинство уникальных памятников пребывают в плачевном состоянии и рискуют не дожить не то что до этого светлого будущего, а до следующего лета.

Львовское наследие

Краевед ведет нас к усадьбе Никольское-Черенчицы, родовому гнезду Николая Львова, сына небогатого тверского помещика.

Для местных он легенда, русский Леонардо, как его называют. Николай Львов, как и любой талантливый человек, был талантлив во всем. Археология, ландшафтный дизайн, геология, химия, пиростатика, этнография, рисование — проще перечислить, чем он не занимался.

Но более всего преуспел Николай Александрович в архитектуре. Будучи самоучкой, изучая труды великого итальянского архитектора Андреа Палладио, он построил здесь множество прекрасных храмов и тем самым поспособствовал включению Торжка вместе с окрестными усадьбами и храмами в кандидаты на попадание в список наследия ЮНЕСКО.

В наши дни останки львовской усадьбы не представляли бы собой ничего особенного, если бы не необычайного изящества храм-ротонда, построенный женой Львова по его проектам уже после смерти мужа.

Барского дома уже нет, как и некогда красивого вида с холма на реку: все заросло. По огромным дубам можно понять, что когда-то здесь была аллея. Неподалеку небольшой поселок с несколькими обшарпанными советскими панельными двухэтажками. Совершенно инородное тело в русских красотах, в отличие от идеально вписанных в ландшафт Львовым церквей и колоколен.

Внезапно из небольшого домика, опираясь на палку с набалдашником-черепом, выходит сторож. За усадьбой с другой стороны виднеются дома, слышно пение петуха.

Сторожа зовут Николай. Когда-то он работал на телевидении, создавал декорации к самым рейтинговым шоу. Попал в аварию, из-за травмы не смог больше работать и вернулся в родные края, в Арпачево, село неподалеку.

«Жену в Москву выгнать не могу. Побудет у тещи пару дней, на “Авиамоторной”, пишет: все, домой хочу, — говорит Николай. — И дочка наша сюда часто приезжает. А так у нас тут все есть. Тут жизнь, а дальше еще деревня, коровы. А еще у нас есть волки, и медведи, и интернет. Жить можно».

Судьба самого Николая Львова во многом повторяет сценарий «родился, уехал, вернулся». Сын дворянина, хоть и небогатого, он мог сделать неплохую карьеру в любой из столиц. Но детские воспоминания позвали Львова в родное имение под Торжком. И он преобразил все вокруг.

Кого из местной знати XVIII‒XIX веков ни возьми — он обязательно окажется либо другом Львова, либо родственником. Кому-то Николай Александрович парк спроектировал, кому-то — имение либо церковь.

Одно из соседних имений, в деревне Василёво, где жили дальние родственники Львова, в наши дни чувствует себя гораздо лучше, чем родовая усадьба самого архитектора. Господский дом, увы, до наших дней не дожил: он был деревянным. Зато сохранилась красота, а также потрясающий валунный мост, который спроектировал Николай Львов: на этом мосту, кстати, снимали сцену битвы между светлыми и темными в «Ночном дозоре».

Сейчас здесь располагается архитектурно-этнографический музей «Василёво». Место стало популярным у туристов, постоянно проводятся то фестивали, то какие-то праздники. Старинные аллеи наполнены людьми, а между бывших барских прудов, среди деревьев цветут палатки: в эти дни в Василёве проходил фестиваль авторской песни.

Вокруг усадьбы, как и прежде, стоят дома — крепкие, жилые. Только уже не с крепостными, а с бывшими горожанами. Земля, говорят местные, здесь дорогая: такова цена красивых видов на реку.

Руины в лесах

В деревне Горницы, что в 40 верстах от Торжка, притаилась Владимирская церковь, также построенная Львовым для старинного дворянского семейства из рода Беклемишевых.

Мы идем по бывшему историческому тракту в окружении густых лесов пешком. Проехать здесь можно не на любой машине и не в каждую погоду.

К храму нас ведет другой экскурсовод, Павел Лабутин. По профессии он инженер-электроэнергетик, хобби — сьемка заброшенных объектов культурного наследия. О руинах Тверской области Павел знает все, ну или почти все. По дороге он просит группу не разбредаться: в лесах бродят медведи.

«Одно из самых сильных впечатлений детства — отдых на даче художников под Вышним Волочком, — рассказывает Павел. — Я нарисовал вид на центральный собор Волочка на берегу. Потом через какое-то время это всплыло в памяти, и я начал фотографировать объекты, которые обречены на гибель».

Владимирская церковь нависла над нами громадой, стесненная с обеих боков вековыми липами, которые еле доставали ей до колокольни. В прошлом году у здания обрушилась крыша. Казалось, храм обречен.

По пейзажу уже не догадаться, где была усадьба Беклемишевых: заросло все кругом.

Напротив храма — три дома в ряд. Лишь один из них обитаем. В доме живет молодая семья: дачники из Санкт-Петербурга, приезжают на лето.

«Я наблюдал за этим храмом почти тридцать лет, — рассказывает глава семейства Дмитрий. — В восьмидесятые несколько семей геологов купили в этом месте дома и стали воспитывать здесь своих внуков, одним из которых был я. В детстве людей в деревне было больше, десять семей, сейчас осталось пять — они живут чуть дальше».

Когда-то на храме еще были видны фрески, рассказывает Дарья, жена Дмитрия. Но после того, как обрушилась крыша и казалось, что и само здание недолго простоит, произошло чудо: Владимирскую церковь внезапно включили в Федеральную программу консервации объектов культурного наследия.

Программа эта, созданная по поручению правительства, стартовала в 2022 году. Если денег на реставрацию храма найти не удается, то можно его специальным образом законсервировать. Такие работы стоят намного меньше и позволяют остановить разрушение объекта. А значит, выиграть время для его будущего спасения.

Вот и к Владимирской церкви приехали строители, заколотили, что могли: хотя бы кирпичи сыпаться перестали. Внутри все в лесах.

Жить зимой в деревне нельзя: сугробы по пояс. Но каждое лето, по словам Дарьи, они с детьми проводят здесь. Что влечет? Отсутствие цивилизации, тишина, природа, прекрасная церковь. И детские воспоминания мужа.

В детстве местная ребятня любила лазить на колокольню: свежо, и комаров нет. Сейчас даже подходить боятся: вдруг что на голову упадет.

Одно раздражает: воры, говорит Дарья: «Мы начали активно сюда ездить лет десять-пятнадцать назад, иногда приезжали — были срезаны все провода, кроме розеток и лампочек. Баню обнесли. Сейчас воруют реже, но в прошлом году тоже кое-что украли». Самое страшное, по словам Дарьи, когда охотники за сухим деревом снимают пол: после этого дом восстанавливать уже нет смысла.

— А медведей не боитесь?

— Каких медведей? За тридцать лет ни одного не видел, — смеется Дмитрий.

Поместье

После посещения церкви наш провожатый Павел Лабутин с гордостью показывает уже свое имение. Сбежав в 2020 году от московского «коронабесия» в деревню, Павел с Алиной решили, что неплохо бы и где-то основательно осесть.

«Захотелось свою усадьбу. Хотя у меня в роду крестьяне и мещане, и по финансам затратное дело. Я же государев слуга, у меня не такие большие доходы. Поэтому нашли вот этот дом», — говорит Павел, показывая на двухэтажное деревянное строение. Это не объект культурного наследия, просто очень старый дом, который построил в конце XIX века местный лесопромышленник.

В планах — восстановить его исторический облик, построить еще несколько домиков и принимать людей, водить экскурсии по заповедным местам.

Об окупаемости Павел пока не думает. Главное — самим отдыхать здесь душой после рабочей пятидневки в мегаполисе.

«Это была моя мечта — вернуться в деревню, — говорит Алина. — Ну как вернуться: просто я у бабушки много времени в деревне проводила и, конечно, понимаю, что воспроизвожу бессознательно все то, что в детстве любила и что нравится».

С интернетом в деревеньке все в порядке: благодаря спутниковой тарелке и тысяче рублей в месяц можно спокойно работать удаленно. С видом на речку, плотину и потрясающие закаты.

— Не скучаете здесь после стольких лет жизни в большом городе?

— Да тут жизнь ключом бьет! И путешествия, и праздники деревенские, и фестивали с гармошками. Если бы не туристы, мы бы переживали, что здесь будем делать, — говорит Алина.

— Здесь лучше, чем в городе, — поддержал разговор молодой человек, представившийся Ваней. Ему 33, недавно вернулся в родную деревню, прожив пятнадцать лет в Санкт-Петербурге. — В городе я живу очень бедно. А вот если человек просто живет, работает и у него есть какое-то хобби, и ему не нужна культурная жизнь каждый вечер, то в деревне лучше. Здесь у меня круглое лето фестиваль, домой только поспать прихожу!

Впрочем, Ваня признался, что из уехавших отсюда сверстников вернулся пока только он один.

Шанс на возрождение

В торжокских краях есть все, чтобы сделать эти места центром притяжения туристов, причем не только из России: пару лет назад, рассказывают коллеги-журналисты, зимой они приехали снимать репортаж к одному из самых необычных храмов в округе, построенных предположительно Николаем Львовым, — церкви Петра и Павла в Переслегине. И обнаружили там двух итальянцев, бродящих вокруг храма по сугробам.

В Торжке и его окрестностях все прекрасно. Кроме состояния подавляющего большинства архитектурных памятников.

«Когда я узнала, что в этих краях есть такой храм, когда я впервые сюда приехала — я была потрясена, — призналась глава Торжокского района Елена Хохлова. — У меня был вопрос: вот это — как? Это для кого? — а ведь когда-то здесь был приход для пяти тысяч крестьян, принадлежащих дворянам Полторацким. Сейчас лишь восемь семей».

Когда туристы ездят и видят разрушающиеся храмы, первый вопрос, конечно же, к местным властям: почему они ничего не делают? Потому что почти ничего не могут, с горечью говорит Елена Хохлова. В первую очередь местные власти думают о дорогах и ЖКХ, а реставрацию таких объектов не потянет ни один региональный бюджет.

«К тому же, — продолжает Елена, — этот храм — собственность Церкви. Никаких бюджетных вложений не можем сюда производить. Но можем оказывать содействие в привлечении людей, в пропаганде таких объектов. Это будет способствовать туризму, поднимать интерес к русской культуре, к личности Львова».

Глядишь, туристы решат купить здесь участок и осесть, поначалу на лето, а затем и на постоянной основе. И оживут деревеньки. Возможности удаленной работы делают такой сценарий вполне вероятным. В общем-то, это уже потихоньку происходит, говорит Хохлова.

«В деревнях Торжокского района есть специфика: у нас трудно подсчитать население. Есть прописанное, которое уехало на заработки и практически не живет, а есть то, которое не прописано, но живет. Иногда идут из какой-то деревни жалобы на дороги, на вывоз. Не понимаешь: как же так? Там ведь уже никого нет. Приезжаешь — а люди есть, и дети бегают».

Чтобы не просто вернуть людей в деревни, но удержать их там, одних красот мало: нужны газ, дороги, медицина. По словам Хохловой, местные власти делают, что в их силах, но меры нужно принимать комплексные, в масштабах всей страны.

Наценка за историю

С точки зрения конкретного объекта культуры чаще всего все упирается в законодательство, говорит Денис Ивлев.

«Сами законы-то разумные. Но куча подзаконных актов. Перекрыть крышу в таком храме, например, можно миллиона за полтора-два. Но если речь заходит о памятнике архитектуры, то стоимость возрастает до 20‒30 миллионов. Потому что каждую работу должен выполнять специалист с лицензией, а она тоже денег стоит. Вот и получается такая цена. Где сельский дом культуры найдет такие деньги? Поэтому у нас большинство памятников архитектуры разваливаются просто».

У многих храмов и памятников культуры одна надежда: что придет какой-нибудь крупный благотворитель или фонд и системно займется работой по восстановлению.

Храму Петра и Павла в Переслегине повезло: им занимается фонд «Белый ирис». За прошедший год удалось укрепить здание, расчистить территорию, остановить разрушение храма. Но впереди самый сложный этап.

— В следующем году надеемся найти ресурсы и сделать проект реставрации, — говорит Ольга Шитова, директор фонда. — Проект дорогой, минимум пять миллионов.

— Только за проект?

— Да, это только за бумаги. Надо обследование здания сделать — со всеми расчетами, анализами, исследованиями лабораторными. Исторические справки, изучение архивов и так далее — все это должны делать аттестованные Минкультом архитекторы и инженеры, и за все нужно деньги платить.

— Вы верите, что этот храм будет восстановлен?

— Вопрос, конечно, риторический. То, что он будет в более благолепном состоянии, — в это верю. Укрепить его еще на сто лет — это раельно!